— Понимаю, — участливо и брезгливо сказал Дамир. Он не любил людей, которые сеют напрасную смерть. — Боялась остаться без денег — надо было воровать лучше, запасать на черный день. Боялась остаться без Глебова — надо было в глаза и в штаны ему залезть, чтобы «бабушка рядышком с дедушкой, снова жених и невеста». Хотя и не понимаю. Много лишних движений.

— Запаниковала, — согласилась Марья Павловна. — Слушай, а тебе киллеры в бригаду не нужны? У меня опыт «домашних» убийств.

— Ну, ты даешь! — восхитился Дамир. — А Кирилл, значит, за тебя сидеть будет… Интересные вы, русские…

— Как сидеть? — насторожилась она.

— Молча и пожизненно. Или умрет в камере…

Марья Павловна затихла. Она ненавидела нищету, но, как ни странно, любила сына. Это ничего, что пятнадцать лет он прожил в кошмарах. Не столько у него мозгов, чтобы переживать из-за забытого убийства. Даже если жертва — жена. Да и не так он ее любил… Жену-то. Зато пожил как сыр в масле. При других обстоятельствах ничего бы он не увидел. А так — пожил при обещанном коммунизме. Отлично. Прекрасно… Но в камере… Навсегда?

Это был ее сын. Ее маленький мальчик. Красивый и не очень умный. В детстве ему не хватало витаминов, он плохо учился. Мало читал, был нездоров, он до семнадцати лет не видел моря… Это был ее сын… А все остальное — только приложением к нему.

Она всегда соображала быстро. Выкрутиться Кирилл не сможет. Даже если Ляля будет свидетельствовать… Но разрешит ли Глебов, Дамир, все остальные, кто остался в живых? И что при этом будет делать она, Марья Павловна? Может, есть смысл бесследно исчезнуть в валежнике и быть найденной только через пару лет… Или не найденной вовсе?

— Убери пистолет, — твердо сказал она. — Я сама… Письмо можешь передать властям, а можешь оставить рядом с моим трупом. Так надежнее… Убери, сказала…

Круглым каллиграфическим почерком она начала писать: «Ненавижу нищету, а потому…»

Дамир достал пачку сигарет и закурил, полагая, что открытые Русланом окна уже достаточно освежили воздух в доме, газом уже не пахло… Он видел трюки и подороже, и подешевле. Один его товарищ, «поклявшийся мамой уйти через дыру в башке», сейчас отдыхает во Франции и очень смеется, когда ему напоминают о Дамире… Робин Гуд Робин Гудом, но дело прежде всего…

Марья Павловна закончила, внимательно посмотрела в окно и тихо сказала:

— Это быстро. Я предполагала… Не волнуйтесь…

Она прошлась по кухне, тоскливо оглядела хозяйство, налила в стакан из богемского стекла немного вина.

— Алкоголь может нейтрализовать… — засуетился Дамир.

— Цианистый калий? Вряд ли. — Она спокойно пожала плечами, что-то быстро бросила в рот… и через минуту Марьи Павловны больше не было.

Но Дамир видел и не такие трюки. Некоторые, чтобы избежать наказания, впадали в летаргический сон… Пришлось сидеть до вечера, почти до ночи… Странное дело, но ощущение счастья вдруг как-то само собой улетучилось, и он подумал, не зря ли так легко отпустил Руслана…

К утру на глебовскую дачу пробрались партизаны. Петров и жена его, Леночка. Кузьма Григорьевич так и не смог успокоиться, потому что арест невиновного, даже по инициативе Амитовой, — это было слишком. Леночка предложила план — тоже из Сидни Шелдона. Она сказала, что врага надо бить его же оружием.