Все сивкобурковцы были связаны между собой таинственной клятвой, но редко видели друг друга в лицо. В случае удачно проведенной операции о «Сивке-Бурке» никто ничего не знал и не мог узнать, а в случае неудачи, а такие тоже бывали, когда один из бойцов пытался в одиночку предотвратить кровопролитие на Дубровке, погибший поминался на тайной вечере, в кругу соратников. Для мира его смерть и его подвиг оставались личным выбором, и даже его семья не догадывалась о тайном круге, к которому принадлежал погибший герой.
Похоже, что за несколько последних лет Копейкин отошел от дел, такое бывало, если человек уставал и искал полного покоя и уединения. Бывало и так, что идеалы и заветы, ради которых создавалась «Сивка-Бурка», заменялись другими приоритетами, тогда по просьбе бывшего соратника ему с его согласия бережно подчищали память и отправляли на покой, в этом случае его позывные навсегда стирались из ресурса «Сивки-Бурки».
В коротком сообщении Варганов передал самое важное из того, что успел узнать. Дождавшись ответного звонка, он снял со стены над кроватью древнюю острогу, перенес в багажник «вольво» и выехал за город.
– Варюха, слухай сюда! Намечается шикарное событие, я заеду за тобою в десять. Нужна твоя помощь.
– Нет, – ответила Варвара, – не заезжай, я не люблю ночную жизнь и вообще…
– Я же говорю – нужна твоя помощь. Психологи клятву Гиппократа дают?
– Только психиатры, – уточнила Варвара.
– Тем лучше, короче, долг платежом красен. Я тебя от Ленина освободил? То-то же, и ты меня выручай. Будь при полном параде!
Скрепя сердце Варвара согласилась.
Эфир коротко объяснил Варваре, что невинные розыгрыши, которыми им предстоит заняться в эту ночь, – новое молодежное увлечение. Варвара, как психолог, будет отслеживать реакцию населения и, может быть, даже подскажет новые интермедии.
Невинный этюд, который им предстояло разыграть, назывался «живой мертвец». Подмостками для него служил безлюдный, но хорошо освещенный переулок, без офисов и скрытых камер наблюдения.
Варвара не сразу включилась в игру, и лишь когда Эдик, облившись багровой гуашью, выскочил из машины и упал на асфальт, она поняла, во что ввязалась. Раздавленный Эдик корчился под колесами джипа. Лилит и Эфир изображали виновников наезда.
Толпа собралась на удивление быстро. Первым подковылял старичок, вышедший из магазина, потом остановился подвыпивший гуляка, перебежали улицу две бабенки вредных лет, поспешно собрались случайные очевидцы. Через пять минут «умирающий» Эдик оказался в плотном кольце.
– Пустите, да пропустите же! – К пострадавшему пробилась невысокая девушка, настолько крепкая, что ее грудь казалась перекачанными бицепсами. Деловито пощупав пульс и пальпировав живот, она констатировала разрыв селезенки.
– Девушка, ну сделайте же что-нибудь, – просила Лилит, трогая безжизненную руку Эдика. – Он умирает, дыхание остановилось!
– Я, правда, пока только учусь на акушера, – внезапно засомневалась девушка, – но можно попробовать. – И она впилась долгим поцелуем в посиневшие губы «пострадавшего».
Эдик заметно вздрогнул.
– Массируйте, массируйте грудь, – прервав поцелуй, приказала она Эфиру.
– Чью? – не понял тот.
– Ну не мою же! – огрызнулась акушерка и вновь приникла к больному.
– Что она делает? – деловито совещались бабенки.
– Тише! Искусственное дыхание, – пояснил «магазинный» старичок, не замечая, что Тоб теребит его брошенную на асфальт авоську. |