Дом старого варинга походил на каменный замок, вот только деревянная крыша почернела и прохудилась, из провалов смотрели кости стропил. В горнице жарко пылал очаг, а на стенах висели оружие и шкуры, добытые еще в те времена, когда на побережье росли буковые и дубовые рощи и в них водились благородные олени и черные рыси.

– Я соскучился по гостям, – признался варинг. – Пристань давно опустела, изредка сюда еще заходят венеды, и я меняю кованое оружие на теплую одежду и хлеб.

Хозяин наполнил кубок теплым вином и протянул гостю:

– На-ка, хлебни это доброе вино из старых запасов!

– Я не пью драконьего снадобья, – тихо и твердо сказал Странник, – и тебе не советую…

– Можно подумать, что из нас двоих ты старше лет на триста, – невесело усмехнулся варинг. – Желание гостя – желание богов. Я могу натаять тебе снега, но здешний снег давно смешан с пеплом.

– Лучше перетерпеть, чем пить грязную воду, – заметил Странник.

– Ну да что спорить, не хочешь вина – поешь хоть хлеба: он еще теплый.

Странник поцеловал хлеб и откусил теплый ломоть.

– Отчего ты не уходишь с берега, чего ждешь? – спросил он после короткой трапезы. – Ты выдержал удар драконов, и тебе не в чем себя упрекнуть, но трехлетняя зима стала вечной, и твоя рука больше не держит меч…

– Бейся, где стоишь, – усмехнулся варинг, – разве тебя учили по-другому? Год за годом я жду, что придет более сильный, чем я, с двумя ногами и двумя руками. Может, останешься здесь охранять эту вежу?

– Нет, не останусь, – покачал головою Странник.

– Вот и все так говорят, а кому я оставлю пристань и кузню? Разве что дочке… Но будь она хоть трижды моя дочь, ей не удержать последнюю вежу…

– У тебя есть дочь? – покачал головой Странник, не то жалея старого варинга, не то удивляясь, что кто-то еще выжил среди обглоданных ветром и морозом валунов.

И верно: тот звон в кузне… Однорукому Варингу не совладать с клещами и молотом.

– Возьми ее с собою, Странник, может быть, там, куда ты идешь, она найдет лучшую долю.

– Женщина – обуза в пути, и бродяге с мечом лучше вовсе не иметь семьи, чтобы некому было плакать по нему по ночам.

– Такая, как Руяна, никому не станет обузой. Ее мать была славянкой из Новетуна. Я смеялся, когда свой Ильмень, этот ковшик пресной воды, она величала морем. Эти женщины сильны и упрямы, как необъезженные кобылицы, и из них выходят самые верные и горячие жены, но если сюда нагрянут Драконы, я сам отправлю ее в Валхаллу.

– Позови дочь, – попросил Странник, – лучше увидеть один раз, чем всю ночь слушать сказки.

Дочь варинга была высока ростом, красива и величава, как все вендские девы. Ее нежный румянец казался прозрачным, как волшебное яблоко Авалона, а глаза сияли, как летнее море, и даже темные прокопченные стены помолодели, едва она вошла. Девушка чуть склонила голову и бросила на пришельца быстрый взгляд.

– Руяна, распали-ка огонь в кузне, пусть этот бродяга узнает, на что годны мы, варинги.

Странник проводил Руяну до кузнецы.

– Как тебя зовут, Странник? – по дороге спросила девушка.

– По-разному: викинги зовут меня Свен-белоголовый, венеды-мореходы кличут Свенельдом, так на их языке называют белого лебедя, готы называют Сваном…

– А как звала тебя твоя мать?

– Светень…

Странник снял медный шлем с нащечниками и погладил себя по серебристо-белой, коротко остриженной голове.