Огромная монета червонного золота была отлита из сбережений всех горожан и бесценной княжьей казны. Она принадлежала всем жителям острова, но была столь тяжела, что никто из богатырей Арконы не мог даже сдвинуть ее с места.
Особый указ был написан для купцов, привозящих на остров товары, и далеко обходили его межевые знаки торговцы, развозящие мехи, и любой кметь или витязь, падкий на брагу, уходил служить к другому князю. Но службой у Драгомила дорожили и принимали добровольный обет, а если кто не сдержал зарок и тайно упился, княжий приговор был суров – изменника уводили подальше от глаз людских и снимали голову с плеч, как гнилой плод.
Даже известные своим аппетитом варинги останавливали друг друга:
– Берегись, Гуднар, не то Валькирия унесет тебя в Хель.
И учили старцы Арконы, что винная ягода выросла из крови, пролитой змеем.
От северного истока проистекали вера и знания иных народов. Всевидящее солнечное око Световида парсы-огнепоклонники звали Виджат, а египтяне – Око Ра. На алтаре посреди храма Световида стоял сноп золотистых колосьев. Его почитали как дар богов, умножающий силу и крепость духа.
Другой святыней был белый конь Святовида. На заре времен конь вырвался из Коло – времен бессмертных богов – и прибежал к человеку, а потому рано или поздно ему суждено возвратится обратно в мир богов.
Третьей святыней был дух мужества и воинской чести, его воплощением была дружина Световида: тридцать три славных витязя, ближняя свита князя в походах. Это было сильное воинство, мощное духом и хорошо вооруженное, и один воин стоил сотни. Эти храбрецы ходили в битву в белых одеждах, без щитов и доспехов, и даже смерть встречали с улыбкой на устах.
Князь Драгомил был последним из рода северных Меровеев, Князей, Рожденных Морем. Многие из них носили славянские имена, таков был и Драгомил – князь венедов, властелин Арконы. Князья этого рода владели обширными янтарными приисками на побережье Варяжского моря и серебряными рудниками в глубине материка, поэтому их города славились разнообразными ремеслами и богатели без лукавства и грабежа.
Каждый год в начале зимы набирал он пополнение войску, и на его подворье было тесно от славных витязей. В тот год в Аркону пришел один-единственный воин, но князь не изменил воинскому правилу.
– Что умеешь? – спросил он у витязя, и тот немедля выказал свое мастерство в стрельбе из лука и во владении коротким мечом, который у греков и варягов звался русским.
Но грозно нахмурил густые брови князь: не сумел Светень удивить его ни броском булавы и ни стремительным полетом копья-сулицы.
– Что можешь ты, чего не могут другие? – спросил князь Драгомил.
– Могу добыть лебедь белую, не битую, не кровавленную, – тихо ответил витязь.
И дрогнуло сердце старого князя, как весною при зычном лебяжьем крике.
– Добро же, добудь! – молвил он и кивнул седой головой.
Люди того времени говорили куда меньше нашего, даром слов не тратили, оттого доныне полна их речь силы неизреченной и загадок для нашего разума. В тот же день отплыл витязь на далекий берег, скованный морозом. Минула седмица, месяц прошел быстро, как дыхание запаленного коня. Из-под серых туч упали и закружились перья лебяжьи, и вместе с первым снегом вернулся витязь и под плащом из рысьего меха привез в Аркону юную девицу. Веяло от нее чистотой и непорочностью первого снега и ароматом вешних цветов.
Она была одета точно так, как подобает девице высокого рода: в голубой плащ с застежкою у горла, расшитый вдоль каймы золотом и украшенный самоцветными каменьями, на руках ее были варежки из белого меха, сшитые мехом внутрь, а на ногах такие же сапожки. В распущенных волосах блестел кованый гребень, а в руке она держала маленькую трехгранную острогу. |