Ее румяные губы поблекли, точно покрылись пеплом, ясные глаза заволокло туманом, и больше не различала она земных путей и призрачных стезей царства мертвых.
– Уходи, оставь меня одну, – простонала княгиня.
Коснувшись губами ее атласной ладони, Серпень поспешил на маяк. Кристалл увеличивал свет лампады, но тот, кого он призывал, не нуждался в земном огне.
Едва затихли его шаги, княгиня распахнула окно и подставила лицо и грудь ночному ветру, но ледяной вихрь с крупинками льда не принес облегчения. Внезапно погасла единственная свеча рядом с ее ложем, и, отброшенная ударом урагана, она упала на постель. В распахнутое окно ворвался дымный вихрь, он быстро уплотнился и превратился в изумрудного змея. Но княгиня не видела подмены, перед нею стоял ее возлюбленный муж, князь Драгомил, в сияющих доспехах.
В ту ночь стражники, охранявшие башню, видели в княжьих покоях призрачное зеленоватое пламя и слышали сладкие стоны и звериный рык. Только когда зашла за море луна, упала пелена с глаз княгини, и очнулась она в объятиях спящего Змея. Он так и не снял кожаного ременного доспеха, точно только что покинул битву. Княгиня медленно сошла с ложа, сняла со стены маленькую острогу, свой подарок князю, и положила ее в очаг, на тлеющие угли. Перья остроги быстро раскалились.
– Открой глаза и прими смерть! – приказала княгиня и занесла над ним пылающую острогу. Чудовище зашевелилось, пробуя дотянуться до меча, но Руяна нанесла ему удар, сокрушающий кости. Зашипела драконья кровь, черная и вязкая, как смола, но раненый Дракон сумел расправить крылья и покинул башню, унося в своем теле заговоренное оружие. С той ночи княгиня затворилась в своих чертогах, и только верная служанка безотлучно была при ней.
– Душа Солнца – в зерне, душа зерна – в вине… – шептал Серпень, и едва кто-нибудь трезвел, он самолично подливал еще.
Так обманом был вынут братский дух Арконы, и ее защитники привыкли искать потерянную силу на дне чарки. В оплот священной чистоты и воинской доблести пришло безумие. Хмельные дружинники шатались по улицам, размахивая мечами, и горланили хвастливые песни. Не отставали и горожане. Большую монету разбили на осколки и растащили по закоулкам, и место прежних святынь занял хмель.
День за днем пировали дружинники, и слышать не хотели о том, что уже возвратился израненный в битвах князь и что звук его серебряных горнов слышен у городских ворот.
Долго ждал Драгомил у ворот Вечного города и, потеряв терпение, повелел снести их с петель. Белый от гнева, прошел он по городу сквозь глумливые улыбки и хвастливые песни. Всего на полгода оставил он Аркону, свою прекрасную Валхаллу, осиянную светом любви и райской чистоты, а вернувшись, нашел мрачное царство Хель, похожее на болотную трясину. Говорят, что тот, кто случайно коснулся Драгомила или края его плаща, пал, пораженный молнией, так силен был его гнев. Другие тотчас же обратились в свиней, и доныне эти животные до странности похожи на людей.
В сильной тревоге светлый князь ворвался в покои княгини. Здесь царила вечная ночь, и проемы окон были занавешены драгоценными тканями из княжьих трофеев. Драгомил сорвал завесы и впустил в окна ясный солнечный свет. Княгиня лежала на смятом ложе, и ее живот возвышался под накидками и покрывалами, как чудовищная гора. Потухший взгляд Руяны остановился на муже.
– Прости, – прошептала она.
Глухо застонал Драгомил и прикрыл глаза ладонями. В эту минуту проклял он дневной свет, дарующий зрение, и из-под пальцев его потекла кровь.
Узнав об измене, неистовый Драгомил приказал перебить всех пьяных и хмельных, а тела их бросить в море.
Белый старец попробовал остановить его руку:
– О мой князь, Первый после Бога! Ты ищешь виноватого в бесчестии города, и твои воины готовы истребить всякого, на кого укажешь ты? Но загляни в себя. |