Краджес говорил, что сегодня должен явиться некий Капитан, что ж, мастер Серпенте собирался посмотреть на того Капитана, посмотреть, а, может, и побеседовать, если сразу убить не придется.

Две личины

Лейтенант Краджес лежал, там, где оставил его бешеный купец – посреди лагеря, недалеко от навеса над кухней. Двое других парней были связаны и заперты в одной из землянок. Серпенте перед тем, как уйти, перевязал Краджеса, а напоследок больно ткнул пальцами куда‑то под челюсть, так что ныло до сих пор. Что уж это было такое, Краджес не знал, только язык его теперь не слушался. А еще не слушались ноги. И последнее было гораздо хуже. Потому что Капитан ведь придет, и лучше бы встретить его подальше от лагеря. Серпенте не ушел далеко, затаился где‑то, это наверняка. Он сидит и ждет Капитана. Бес безрогий, сволочь хитрая, упырина прожорливая…

Краджес бы сейчас одну ногу отдал, лишь бы на другой как‑нибудь до своей землянки добраться и сигнал тревоги послать. Он пробовал ползти, опираясь на руки, но от боли в раненом плече потерял сознание, не продвинувшись и на ладонь. Плохи были его дела, ох плохи. Оно понятно, что Капитан, когда увидит, что с лагерем сделалось, и сам встревожится дальше некуда. Но не оставит же он своего лейтенанта посреди леса помирать. Стоило бы оставить, однако Капитан‑то ведать не ведает о том, как Краджес нынче ночью сплоховал, как сдал его вражине десятиградской. Значит, не бросит. Значит, сунется как раз под выстрел, или что ему Серпенте заготовил? Уж, наверное, не торжественную встречу под фанфары.

От отчаяния он снова попробовал ползти. И снова взвыл от боли, а перед глазами замелькали черные мушки. Когда Краджес пришел в себя, он увидел Капитана, тот был уже шагах в десяти, и, поймав взгляд лейтенанта, поднес палец к губам.

Ну, все верно, если Серпенте и следит откуда‑то, он не сразу сможет разглядеть Капитана, в лесной‑то форме, которую от листьев на земле не отличишь. Однако не век же Капитан прятаться будет – если он Краджесу помочь хочет, высунуться все равно придется.

Так и вышло. С минуту Капитан лежал, выжидая, не двигаясь, может, даже и не дыша, с него станется, так что Краджес, моргнув, не сразу сумел снова его увидеть. А потом вдруг упали стол и навес. Просто упали. Навес – в одну сторону, стол – в другую. Повалился на бок, будто ветром его перевернуло. Но это ж какой нужен ветер, чтобы свалить такую дуру, сколоченную из толстых досок и поставленную на цельные дубовые обрубки?! Капитан взвился с земли, как ошпаренная кошка. Одним рывком взвалил Краджеса на спину и вместе с ним метнулся в укрытие между столешницей и навесом, уронил лейтенанта на землю и снова замер, прислушиваясь.

И Краджес замер, хотя сначала от боли чуть не заорал.

– Что тут произошло? – еле слышно спросил Капитан.

– Ы‑ы‑ы… – шепотом ответил Краджес, ткнул здоровой рукой себе в рот и скривился.

– Сколько их было?

Краджес показал палец.

– Один? – не поверил Капитан.

Никто бы на его месте не поверил, это понятно.

– Еще выжившие есть?

Краджес замычал, и снова показал на пальцах, мол, есть, еще двое.

– Ладно, – Капитан осмотрел перевязанную Серпенте рану, – будь здесь. Когда ноги отходить начнут, мурашки забегают, все равно не высовывайся. Я сейчас…

– Лайе’н хайнтальх, шенгх. [3]

Голос послышался довольно близко, шагов, может быть, с двадцати. Краджес узнал его и всем телом дернулся в поисках хоть какого‑нибудь оружия. А Капитан… стал белым, так побледнел, как будто испугался, как будто вьяви увидел беса.