– Вы знаете, что мне не положено появляться здесь в этот вечер… – Голос Боннера прервал шквал рукоплесканий. – Но для меня это – особая минута. Не волнуйтесь, слухи, которые дошли до вас, не лгут, мы внесли изменения в программу съезда. Сегодня мы произнесем предвыборные речи и проведем голосование, сколько бы оно ни заняло… А завтра избранный вами кандидат придет сюда и обратится к вам… Но сегодня я здесь для того, чтобы отдать дань уважения отличному американцу, которого мы лишились слишком рано, достойному противнику, человеку, которого я всегда уважал за его прямоту и готовность испытывать новые пути, рисковать, принимать смелые решения… – Он сразу обезоружил сторонников Хэзлитта, утопив их в искренности и товарищеских чувствах.

«Хорош!» – подумал Дрискилл.

– Вы все уже слышали, что Боб Хэзлитт и я – из любви к нашей великой стране и к нашей великой партии – в последнее воскресенье зарыли топор войны. Он был как нельзя более живым, когда я говорил с ним по телефону – он остался доволен разговором с представлявшим меня Беном Дрискиллом и сообщил мне, что рассчитывает на совместную работу в оставшиеся месяцы подготовки ко второму сроку. Мы обсудили его возможность стать моим заместителем, в то время как великий американец Дэвид Мандер стал бы нашим послом в Организации Объединенных Наций. Мы рассчитывали обсудить все в подробностях на этой неделе… И тут мы потеряли Боба, судьба решила по-своему.

Толпа морских пехотинцев и сторонников Тейлора заволновалась, они начали топать ногами и скандировать имя Тейлора. Президент угомонил их движением ладони.

– Вы слышали также, что генерал Тейлор вышел к нам с предложением заменить Боба Хэзлитта, занять его место в списке демократов, сплотить нас всех…

Дрискилл поразился: как четко ухватил Чарли силу простейшей лжи, созданной неразберихой, как ловко воспользовался смятением в умах слушателей. Толпа раскалывалась, сторонники Тейлора махали и кричали, сторонники Боннера скандировали: «Боннер еще раз, Боннер еще раз!», какой-то из оркестров заиграл «Счастье к нам вернулось». Где-то впереди кого-то ударили, завязалась драка, и туда, увязая в толчее, торопились офицеры охраны.

Президент ровным голосом продолжал:

– Я знаю, что все вы хотели бы выслушать самого генерала Тейлора… – Люди вопили, орали, аплодировали, потрясали в воздухе кулаками. Дрискилл от всей души надеялся, что президент знает, что делает. – И во имя единства партии, в этот небывалый в политической истории Америки вечер, я хочу лично приветствовать его как нового члена нашей великой Демократической партии, я хочу предоставить вам возможность услышать его собственными ушами. Итак, сейчас он присоединится ко мне, и… я представляю вам экс-президента… генерала Шермана Тейлора!

Крики, вопли, музыка волной цунами захлестнули сцену, и схватка в зале превратилась в свалку, захватила всю делегацию Огайо, а президент обернулся в сторону. Музыка играла все громче, полдюжины оркестров, разбросанных по залу, усердствовали что было мочи. Взрыв, полный хаос, музыкальная какофония, лучи прожекторов мечутся по залу, осветители на галереях не понимают, куда направлять свет, по-звериному рычат задыхающиеся установки кондиционеров, свет меркнет, мощные усилители то взревывают, то глохнут, сотни корреспондентов с микрофонами мечутся, спотыкаясь, пытаются прорваться к свалке или найти кого-нибудь, кто мог бы прокомментировать драку, каждый ищет места, с которого видны мониторы на стенах зала, гигантский составной телеэкран над сценой крупным планом показывает чей-то нос величиной с «кадиллак», звука нет, и вдруг дубинка, или кулак, или локоть обрушивается на нос-кадиллак, и из носа хлещет кровь, и кажется, сейчас она выплеснется с экрана и зальет толпу, а на сцене президент с беспокойством смотрит куда-то в сторону, а потом один из прожекторов чудом находит генерала в синем костюме с белой рубашкой и простым бордовым галстуком, с Почетной медалью Конгресса на широкой голубенькой ленточке на шее; тот стоит, раскинув руки, будто хочет обнять всех сразу, и смотрит на толпу, улыбаясь холодноватой, жесткой, императорской, отцовской улыбкой, и рев толпы, казалось бы, предельно громкий, становится еще громче, а драка в рядах Огайо захватывает невадцев и оклахомцев, и Дрискилл, глядя на составной экран, прикидывает, что в ней участвует человек пятьсот, хватит на солидное кровопускание – пустяк в такой громадной толпе.