— Как вы похожи на мою племянницу. Вы случайно не еврейка?

— Она мексиканка, — напомнил Фима.

— Ну, так и что, разве мексиканцы не бывают евреями. У нас в Харькове был один китаец, который ходил в синагогу.

— Ай, бросьте ваши воспоминания, лучше посоветуйте, что ей делать. Если за ней действительно ходит киллер, то ей лучше пока не появляться в общежитии, и вообще хорошо бы куда-нибудь уехать на время, — Фима не очень верил в то, что Ласточке грозит смертельная опасность, слишком нелепо выглядели эти мексиканские страсти на фоне холодной, размокшей Москвы, но на всякий случай решил предпринять кое-какие шаги.

— Вы же сами, Ефим все и решили. Девочке нужно, как пишут в детективах, «лечь на дно», и лучше всего это сделать в Харькове. Во-первых, это другой город, а во-вторых, уже другая страна, хотя мне и трудно с этим свыкнуться. Вот только как быть с этой дурацкой границей, она же настоящая иностранка?

— Ну, это все можно уладить. Девушка же едет не просто так, а погостить у знакомых, может быть даже у дальних родственников, — вставил Фима.

— У меня маленькая квартирка, но там тебе будет спокойно, — продолжала Роза Марковна, — есть холодильник и даже старенький телевизор, он часто ломается, но всегда можно обратиться к моему двоюродному брату Изе, он сейчас на пенсии, но когда-то работал телевизионным мастером. Этот Изя, чтоб вы знали, большой украинский патриот. Какие-то негодяи все время выбивали окна в его мастерской, но когда к нему пришел человек из Сохнута, и стал агитировать за Израиль, он сказал: «Если там так хорошо, как вы говорите, так может рассказать это тем жлобам, которые поколотили у меня стекла. Пусть они поедут туда греться на солнце и кушать апельсины. Тогда я спокойно смогу чинить старые телевизоры, потому что купить новые у людей нет денег. Кстати, в магазинах все очень дорого, я покупаю там только хлеб и молоко, но в двух остановках от дома есть базарчик, где, если поторговаться, можно купить куру или даже телятины.

— А что я скажу вашим родственникам?

— Что говорить, вы сами решите, хотя не думаю, чтобы они уж очень интересовались, сейчас все заняты тем, чтобы как-то свести концы с концами, но вот про что уж точно говорить не надо так это про ваши политические взгляды, зачем расстраивать людей, — посоветовала Роза Марковна.

— Скажи, что ты моя невеста, они все равно меня не знают, — добавил Фима, — приехала в Харьков лечить зубы, потому что в Москве это слишком дорого.

Итак, вопрос был в принципе решен. Осуществление плана взяла на себя сердобольная родственница, а Фиме оставалось только позаботится о том, чтобы девушка отошла от потрясения, и обрела душевное равновесие.

Когда Роза Марковна уехала на вокзал за билетом, он достал из шкафчика бутылку своего любимого кагора, и положил перед Ласточкой чистый лист бумаги.

— Я буду называть предметы, а ты говори, как это будет по-испански, — сказал Фима и приложил руку к сердцу.

— Corazon, — сказала Мария, и вдруг, лукаво усмехнувшись, стала хватать его за разные части тела, — nariz, oido, mejilla, boca…

Она потянулась к Фиме и поцеловала его долгим, нежным поцелуем, затем обняла его за бедра и торопливо стала расстегивать его ремень:

— Pecho, culo, pierna, cono…

На этом урок испанского не закончился, уже отдыхая в постели после бурной любовной сцены, Фима спросил, чтобы не казаться неблагодарным:

— А как будет «я люблю Москву»?

— Amo Moscu, — ответила Ласточка и ласково провела рукой по его груди.

— Постой, я где-то уже слышал это слово, в Испании кажется.