|
Он успел замаячить впереди по курсу еще раньше, чем мы закончили разговор с Мирзо. Не было даже импровизированного шлагбаума – просто поперек дороги была натянута веревка, да джип, а около него четверка бородачей, упакованных в камуфляж, стояли на обочине. Плетущийся по дороге народ уже без всяких объяснений знал, что сие означает, и притормаживал движение. Беженцы обреченно – кто поодиночке, кто по двое – подходили к посту и после недолгой процедуры обыска и допроса просачивались мимо поста дальше по дороге. А возле джипа потихоньку росла небольшая гора отобранного у прошедших «контроль» барахла. Свернуть куда‑нибудь на этой дороге было просто невозможно. С одной стороны – крутой склон ущелья. Пропасть. С другой – отвесная, раскаленная солнцем скала. Вариантов нет. У меня неприятно засосало под ложечкой.
– Это очень плохой случай, – тихо прошептал Мирзо. – Самый плохой. Это люди генерала Халика. Мятежники. Непримиримая оппозиция. Видите их флажок на капоте – зеленый такой, с черной молнией? И на нашивках у них точно такая же штука… – И что это значит? – спросил я встревожено. – Он за кого, этот генерал? – Генерал Халик ни за кого, – объяснил Мирзо. – Точнее, сам за себя. Он и не генерал на самом деле… Служил в страже президента, с кем‑то поссорился… Просто бывший подполковник, ушедший в бандиты. Они себя называют «Свободной армией». Якобы исповедуют ислам, хотя в Коране не понимают ни строчки… Будь с ними очень осторожным. Лучше отдайте им все, а не то они вас расстреляют тут же… Пусть Бог пошлет вам удачу! Он не то чтобы подмигнул мне. Скорее как‑то понимающе сморгнул. И незаметно смешался со скучившимися вокруг нас людьми. Естественно, я был не в претензии. Забота об утопающих отродясь была делом рук самих утопающих. – Брось деньги! – прошипел я Ромке. – Брось! Хоть в кусты, хоть куда! И Аманесте скажи! Но было уже поздно. Все четыре пары глаз господ патрульных были устремлены на нас. И главный из этих четырех с большой выразительностью манил нас пальцем: «Подойдите поближе, господа хорошие!» – Нас обслуживают вне очереди, – невесело пошутил Роман. – Пошли мы первыми. Даму вперед лучше не пропускать… – добавил он, покосившись на напружинившуюся Аманесту. Тот из бородачей, которого я определил за главного (сержант, по моим понятиям), как только мы приблизились к нему, распорядился на ломаном ашлийском: – Деньги! Документы! Сбрось рюкзак! Я вложил в его требовательно протянутую руку свой паспорт, билеты, бумажник… Со стороны сержанта последовал маловразумительный монолог, в котором пару раз были недобрым словом помянуты «неверные собаки», вообразившие о себе невесть что. Завершался монолог этот требованием объяснить наше (и мое лично) присутствие на подконтрольной войскам «Свободной армии, территории. Требование, что и говорить, было вполне логичным. Чего никак нельзя было сказать о моих попытках ответить на поставленный передо мной вопрос. Мне оставалось только молить бога о том, чтобы дело ограничилось простым арестом для последующего выяснения наших личностей. Объяснений моих, впрочем, сержант не слушал. То ли потому, что и не рассчитывал их понять в силу плохого знания языка «неверных», то ли потому, что они были ему и вовсе не надобны. Где‑то на предполагаемой середине моих излияний он повелительным жестом приказал мне замолкнуть и отойти туда, куда указывал его волосатый палец, – на площадку над пропастью метрах в пятидесяти от самого поста. Один из его подчиненных тут же помог мне как можно расторопнее выполнить это распоряжение, просто ухватив меня за локоть и оттащив в указанное командиром место. |
