|
Никто же не требует, чтобы ты, плюнув на все, его в один год воздвиг. Ныне у тебя, как у смерда в деревне, — страда самая. Тут и впрямь основную дань пока что телесному отдавать надобно. Да и было бы гривен в достатке — все одно, в таком деле торопиться не след. Эвон, Успенский собор в Москве четыре года возводили, а над Благовещенским с Архангельским — по пяти лет трудились. Ты же хоть десять лет возводи — слова не скажу и тормошить не стану. Но я сейчас речь о самом начале веду, о том, чтоб ты это дело хотя бы затеял, а уж там… — И он махнул рукой. — Да пусть ты его не пять — пятнадцать, двадцать лет строить будешь, но начни, размахнись душой. О том и молить тебя пришел перед отъездом, чтоб душа у меня была спокойна в странствиях дальних. Кстати, если ты думаешь, что лишь я один о том пекусь, то тебе и Вячеслав Михалыч то же самое сказать может.
Константин знал, что это правда. Один из разговоров на эту тему состоялся как раз при воеводе и Миньке. Как ни странно, но голоса «за» и «против» разделились тогда в соотношении не три к одному, как предполагал князь, а поровну. — Вообще-то наглядную агитацию в армии никто не отменял, — задумчиво произнес Вячеслав, встав на защиту священника. — Так то же в армии, — буркнул Константин. — А в народе она что, не нужна, по-твоему? — усмехнулся воевода. — Порою еще сильнее требуется. Решать, конечно, тебе, Костя, но я бы подумал еще раз. Может, и наковыряешь где-нибудь деньжонок. Ныне ссылка на слова воеводы вкупе с желанием, чтобы отец Николай отправился в путь со спокойной душой, окончательно добили Константина, и он выкинул белый флаг: — Ну хорошо. Быть по-твоему, отче. Этой осенью не обещаю, а вот весной одновременно со стенами обязуюсь начать рыть котлован и под фундамент будущего храма. Но с самим строительством годик-другой все равно погодим. Священник издал недовольный вздох, собираясь заново приступить к уговорам, но Константин опередил его. — Не о том ты подумал, отче, — мягко упрекнул он собеседника. — Не собираюсь я тянуть время. Тут иное. Ты же сам сказал, что будущий храм должен смотреться краше всех прочих, которые уже воздвигнуты в соседних княжествах, а это зависит не от размеров. Вон какие в двадцатом веке небоскребы — ну и что? Ими же никто не восхищается. Если только высотой, да и то поначалу, а через день привыкли, и все. Словом, надо мастеров первоклассных отыскать и, как мне кажется, попробовать сыграть на смешении стилей. Главными, конечно, наши строители будут, но им в помощь непременно нужно дать двух-трех булгар, да еще из Германии или из Италии кого-нибудь пригласить. Получится, что мы в будущий храм помимо православной еще и мусульманскую красоту вбухаем вместе с католической. Ну и ты тоже, будучи в Константинополе, погляди — авось кого и сыщешь. Заодно и Святой Софией полюбуешься, на размеры поглядишь, какие-нибудь особенности подметишь и себе на карандаш. — Италия, Германия, булгары, Константинополь… Какая-то разношерстная компания соберется. И что у нас тогда за храм получится? — встревожился отец Николай. — Боишься, что они к заячьим ушам лисий хвост и медвежью морду присобачат? — улыбнулся князь. — Зря. Главными на стройке будут наши мастера, а от остальных — я ведь сказал уже — возьмем самое лучшее, и такое, чтобы оно вписывалось в общую картину, а не маячило в ней, как бельмо в глазу. — А с канонами церковного строительства эти новшества не войдут в противоречие? — озаботился священник. — А мы, чтобы такого и впрямь не получилось, над всеми мастерами отдельное начальство поставим. Ему и доверим принимать окончательные решения — как, да что, да где, да какое новшество допустить. |
