Вера Колочкова. Знак Нефертити
Думали: нищие мы, нету у нас ничего, А как стали одно за другим терять, Так, что сделался каждый день Поминальным днем, — Начали песни слагать О великой щедрости Божьей Да о нашем бывшем богатстве. Наверное, на улице идет дождь. Ноябрьский, дымчатый, как траурная вуаль. А может, и снег пошел. Да, лучше бы снег. Отдернешь портьеру, а за окном все белое, новенькое, и небо светлое, и да здравствует зима — свобода от депрессии межсезонья. Да, хорошо бы — снег… А впрочем, пусть и дождь будет, разницы-то никакой. Это в старой жизни были осень-депрессия и зима-свобода. И вообще — в старой жизни у природы не было плохой погоды, и любое время года вполне можно было принимать с послушной песенной благодарностью. А в этой, новой… В новой жизни все по-другому. И начинать ее страшно — хоть с дождем, хоть со снегом. И глаза открывать страшно. Вот бы снова заснуть — впихнуть себя в забытье усилием воли! Или хотя бы фон под закрытыми веками сменить с фиолетового на красный, например. Или на оранжевый. Достал уже этот мерзкий фиолетовый… Нет, не заснуть. Выспалась, никуда не денешься. Надо глаза открывать. И что самое противное — знаешь, куда взгляд упрется. Давно ведь хотела снять эту картинку, надоела уже… Папирусный профиль царицы Нефертити в черной рамке — фу, пошлость несусветная. Экое самомнение — вообразить свой профиль на Нефертити похожим! Ну да, не сама придумала, многие говорили… Может, и есть маленькое сходство, самую чуточку, общий абрис. Но мало ли, что говорят! Обязательно нужно картинку на стену присобачивать? Просыпаться и с самого утра в экстаз впадать? Подумаешь, кто-то когда-то заметил сходство… Тем более она царица египетская, а ты — никто. Ты — женщина, получившая от жизни оплеуху. И не одну. Так что скромнее, скромнее надо быть, проснувшаяся женщина с оплеухой… Все, хватит самоуничижений. Нужно вставать. Долгое валяние в постели — это удовольствие оттуда, из старой жизни, и название у него приятное, той жизни вполне соответствующее — утренняя нега. А в этой жизни оно — пустой звук, обманное промежуточное состояние. Довольно тягостное, между прочим. И надо вытаскивать несчастный организм из этого состояния любым способом. Хотя каким еще способом… Способ всегда один — усилие воли называется. Так, собралась! Собралась, Анька, тряпка! Все — в быстрой последовательности! Открыла глаза, сбросила одеяло, встала! Надо же, получилось. Хотя и плохо — ноги в коленках дрожат, и в голове что-то лопнуло, закружилось, пробежало по телу морозной судорогой. Шагнула к окну, отдернула портьеру… Точно, дождь. Именно такой — ноябрьский, дымчатый. Кусок улицы в проеме окна съежился моросным недовольством — чего уставилась, мол, не гляди, на что тут глядеть-то… Серые мокрые пятиэтажки в рядок, в одной пятиэтажке — аптека, в другой — лавка продуктовая. Из аптеки бабушка вышла, в лавку тетка с кошелкой зашла. К остановке троллейбус подкатил, выплюнул двух девчонок в ярких курточках. Постоял, уныло раскрыв двери, дальше поехал. Сейчас на углу долго в поворот вписываться будет… Интересно, а как она сама оттуда, с моросной улицы, смотрится? Тоже не очень, наверное. Если даже профилем Нефертити повернется, все равно — не очень. Или, может, наоборот — кажется обманчиво романтичной сквозь дождевое окно. Как в клипе у Пугачевой — крикну, а в ответ тишина! Сильная женщина плачет у окна… Нет, это не про нее. Она ж не кричит. И тем более не плачет. Это окно плачет — сизое, дымчатое. Ноябрь на дворе, ему и положено плакать. Нет, все-таки плохо, что жизнь меняется именно в ноябре. Вот если бы летом… А что, собственно, летом? Летом было бы еще хуже — по закону подлости. |
