Но капелану Инесу этого показалось мало, и тогда он объявил, что поручает своему подопечному перевести на формозский язык катехизис, чтобы затем обратить в христианство весь остров. «Японцу» ничего не оставалось, как сочинить «формозский язык». И он создал его!

Обманщик выдумал алфавит и грамматику. Причем, пользуясь доверчивостью современников и отсутствием у них знаний о далеких, неведомых землях, довольно нахально «изобрел» буквы, удивительно схожие с греческими.

Надо отдать должное Псалманазару, грамматика, которую он сочинил, была весьма логична и довольно проста. Хитроумный автор выдумал и словарный фонд «родного» языка.

Всего несколько недель ушло на создание этого искусственного языка, видимо первого в мире, если не считать алфавита утопийцев, придуманного Т. Мором.

Теперь можно было браться за «перевод». За катехизисом последовал перевод молитвенника. Лондонский архиепископ был в восторге и уже видел себя повелителем душ крещеных островитян.

Обнаглевший авантюрист, действуя после первого успеха и дальше с той же откровенностью, решил написать историю «родного острова». В 1704 году вышло его «Историческое и географическое описание Формозы». Подробно и обстоятельно мошенник рассказывал об острове и его обитателях, описывал одежду, быт и нравы, религию язычников — островитян, среди которых бытуют варварские обычаи. Поражая наивных англичан, Псалманазар описывал обряд ежегодного приношения в жертву ни больше ни меньше как восемнадцати тысяч детей. Их сердца, вырванные из груди, сжигали перед алтарем на гигантской жаровне.

Маловерам автор предоставлял возможность увидеть и храм, изображенный на рисунке, и алтарь перед ним, и жаровню. Вообще в защите своих откровений авантюрист проявлял удивительную изобретательность, нередко апеллируя при этом и к старинным картам.

Но не только «уроженец Формозы», а едва ли не каждый из компиляторов и мошенников — творцов вымышленных путешествий, пользовался творениями древних и средневековых космографов — чертежами португальских, испанских и итальянских картографов, созданных на пергаменте, на медных, а то и на серебряных пластинах, но одинаково сочетавших в себе достоверное с необычайным, фантастическим.

Но вот средневековые вымышленные чудеса мало-помалу сменились на картах загадочными белыми пятнами. И тогда разглядывание карт, как писал Джозеф Конрад, пробудило страстный интерес к истине географических фактов и стремление к точным знаниям — география и ее родная сестра картография превратились в честную науку.

Что влекло семнадцатилетнего Родса в Африку — туда, где еще оставались загадочные белые пятна? Неужели и он, как тот читатель, уверовал в сокровища царя Соломона и сказочную страну Офир? Или его привлекала колониальная романтика и необычайные приключения, наподобие тех, о которых он читал у Жюля Верна? Быть может, его манили экзотическая природа и охота на невиданных зверей? Отчасти, возможно, и то и это. Но главное, что побудило его совершить столь долгое и опасное путешествие, — желание разбогатеть.

За три года до того, как Родс отправился в Африку, весь мир облетело известие, что на юге Африканского материка, где-то возле слияния рек Оранжевой и Вааля, нашли алмазы. Счастливцем первооткрывателем оказался какой-то фермер, которому достался алмаз в восемьдесят три карата. Он продал его за одиннадцать тысяч фунтов стерлингов, что равнялось целому состоянию. И вскоре со всего света, словно саранча, ринулись в это новое африканское Эльдорадо искатели наживы и приключений. Авантюристов не могли остановить ни сотни миль, которые надо было преодолеть по пустыне и тропическому лесу, ни бурные реки, ни угроза смерти от стрелы туземца, ни лишения и голод.

Как грибы после дождя росли в велде поселки старателей, в том числе и Кимберли — столица алмазоносного края.