В это время в игру вступило новое лицо — сам верховный комиссар Милнер. Его вынудило к этому письмо Катерины. В нем она жаловалась на Родса, который будто готов признать свою подпись на векселях, если она передаст ему свою переписку с ним, Милнером. Скорее всего, это был очередной шантаж. Но Милнер клюнул на приманку и подослал своего человека с целью заполучить бумаги. Этим человеком был капитан Барнс Бегг, начальник секретного отдела военной полиции. Катерина вспоминала об этом визите. «Мы одни с вами в доме?» — спросил капитан. «Конечно», — отвечала она. «Мадам, — начал он, — английскому правительству известно о том, что вы располагаете документами, представляющими для него интерес. Я пришел сказать вам, что если вы их передадите мне, то мы добьемся для вас вполне приличного вознаграждения». Княгиня выразила свое возмущение и в резкой форме заявила о своем твердом отказе, как отказывала в этом прежде и Родсу. «В негодовании, — писала Катерина, — полицейский покинул мой дом». Стоит добавить, что она сообщила ему, будто интересующие его бумаги находятся не у нее, а у германского консула. Тем не менее через несколько дней передала Милнеру несколько писем, имеющих отношение к Родсу, и два документа, по ее словам, составленные им же. Все эти бумаги касались главным образом послевоенного устройства Южной Африки. Речь в них шла о предложениях Родса, сделанных им некоторым лидерам буров. Ничего компрометирующего в этих документах не было, как не содержалось и каких-либо секретов. Однако не случайно же Милнера так обеспокоило наличие у этой иностранной авантюристки каких-то его бумаг. Более того, заставило проявить такую заинтересованность к ним. Вероятно, в интриге, затеянной Катериной, было что-то пугающее его, как, впрочем, и Родса.

Между тем весь Кейптаун был взбудоражен слухами о схватке Родса и княгини Радзивилл. Газеты и журналы уделяли этому скандалу первые полосы, публиковали карикатуры, писали, что княгиня подделала векселей на 20 тысяч фунтов стерлингов, и призывали до конца расследовать это мошенничество.

Катерина, находившаяся под домашним арестом, заявляла донимавшим ее журналистам, что близка к безумию, грозила покончить с собой.

Дело Радзвилл

Не менее обеспокоен за свое реноме был и Родс, к тому времени возвратившийся из Шотландии в Лондон. Он принял решение немедленно отправиться в Кейптаун, чтобы лично пресечь разраставшийся, как снежный ком, скандал. Его отговаривали: погода на юге Африки в этот период была убийственной для его и без того больного сердца — стояло изнуряющее жаркое лето. Но Родс был неумолим. «Вопрос не в деньгах, — говорил он в оправдание своего намерения, — и никакой риск не заставит меня отказаться от желания отмыться от тех грязных пятен, которые связывают мою личность с этой женщиной». Он должен ехать, твердил Родс, чтобы защитить свою честь, а сделать это можно, лишь сорвав маску с княгини… Ясно, что Родс был информирован о том, что происходило в его отсутствие в Кейптауне. Его держали в курсе дела по крайней мере двое — Хоуксли и Мичел. Возникает мысль, что из своего далека он направлял действия против Катерины, добиваясь выдачи ею имеющихся у нее бумаг. Впрочем, это было сказано и на суде. «Мы действовали от имени Родса», — заявили замешанные в деле адвокаты, а также чета Шольцев. Было доказано, например, что миссис Шольц переписывалась в то время с Родсом. Выяснилось, что и Милнер по его указанию предпринял попытку через полицейского из секретного отдела добыть у княгини эти злосчастные бумаги. Но самым странным, если не загадочным, было участие во всем этом Бернарда и его клиента Лоува.