И началось это не сегодня и не вчера: раньше. Наверное, с год назад, когда я приехал сюда на службу. Вероятно, эта сказочная долина и голубые крылья «илов» околдовали меня. Здесь я почувствовал себя словно на другой планете. До этого солдатская служба казалась мне тяжким бременем. В армию я ушел добровольцем, надеясь попасть на фронт, но мечты мои не сбылись. Я попал в запасной стрелковый полк, три месяца готовился, чтобы занять место в маршевой роте, но тут кончилась война. Потом целый год, с утра до поздней ночи ежедневно осваивал строевую службу, чтобы сделаться младшим командиром. Трудное это занятие: тревоги среди ночи и марш-броски, утренние тренажи «лежа заряжай», строевая подготовка на плацу, да так, чтобы носок сапога взлетал под сорок пять градусов, изучение оружия и тактики. Может быть, все это далось бы мне гораздо легче, если б запасной полк дислоцировался вот в такой долине, как эта. Но мы стояли в голой степи. Только злой ветер да верблюжья колючка обитали по соседству с нами. А когда я оказался в долине Хурангиз, да еще на аэродроме с самолетами, — я ошалел от счастья. И оно не покидало меня ни на минуту.

Летние рассветы гремели соловьиными трелями в вишневых садах, голубые дни на аэродроме захлебывались ревом моторов. Штурмовики взмывали в небо, мчались «на бреющем» над садами и кишлаками, сверкали высоко под солнцем, заходя «в пике». Летчики, воздушные стрелки, механики, мотористы, прибористы, радисты толпились на аэродроме: каждый занят своим, но все до единого связаны с чистым летным небом.

Здесь впервые, сразу после моего прибытия в полк, я повстречался с Чары и Костей. Оба они были в зеленых шерстяных пилотках, в хромовых сапогах и бриджах. У обоих на груди сверкали орденские колодки. Чары спросил у меня, откуда я родом. А когда узнал, что я ашхабадец, то схватил меня в свои объятия и хохотал, как мальчишка, радостно повторяя: «Умора, наконец-то я встретил земляка! Он из Ашхабада, а я — из Мары! Это почти рядом!» Тут же я узнал, что Чары и его друг Костя — фронтовики, бывшие пехотинцы. Оба побывали в Берлине. Их полк, изрядно потрепанный войной, отправили в тыл, в Среднюю Азию. Одна из рот, состоящая сплошь из молодежи, была зачислена в офицерское училище. Но затем училище расформировали и берлинцев направили в штурмовой авиационный полк.

2.

Утром прыжки с парашютом. Первым поднялся в воздух инструктор парашютной службы. Произвел показательный прыжок, затем, сбросив с плеч ремни, сказал довольно:

— Погодка отличная, прыгать можно!

К «По-2» направились стрелки первой эскадрильи. Во вторую кабину сел Мирошин. Поправил лямки, улыбнулся, подморгнул приятелям, все мол в порядке, не в первый раз. Летчик вырулил машину на старт, стартер дал отмашку, и «кукурузник», пробежав сотню метров, взмыл в небо. Несколько кругов над аэродромом, и вот уже заданная высота. Задрав головы, стоим и ждем, когда выбросится Мирошин. Вот «По-2» встал на нулевую скорость, принял, так сказать, позу для выброса парашютиста. С земли видно, как Мирошин вылез на крыло, сделал два шага вперед, словно оттягивая самое страшное, самое жуткое мгновение — падение в голубую пропасть, затем перевалился на бок и вдруг.