Перебивка планов, и мы видим, как Дольмечер (из спины и бока у него торчат стрелы) сдается, как к нему слетаются спецагенты в плащах, как он исчезает за их спинами. А после возврат на трибуну, и мы видим, как Бун, спотыкаясь, бредет, зажимая руками голову, как на лицах зрителей проступает шок (так всегда бывает на пленке, где заснято покушение): брови сдвигаются и ползут вверх, руки поднимаются от боков, рот растягивается в «О», но тело словно окаменело и не реагирует. Бун мечется, потеряв контроль над собой. Потом вдруг трясет головой и наклоняется к копу, подскочившему на помощь, и просит у него носовой платок. Ему в лицо попал мягкий шарик с красной краской, которая теперь ест глаза.

30

Мы с Джимом развернулись и дали деру. Сперва мы бежали в паническом ужасе, а когда сообразили, что за нами не гонятся, начали подпрыгивать и улюлюкать, хохотать, как помешанные, – точь‑в‑точь старшеклассники, только что забросавшие тухлыми яйцами дом директора школы. Я пока даже не думал о том, что остаток жизни Дольмечер проведет в психушке, где нам до него не добраться.

Под конец мы, постанывая, едва бежали. У начала пешего маршрута нас ждал Бун. С вертолетом.

Это был вертолет бригады новостей одной из бостонских станций. Бун согласился дать эксклюзивное интервью в обмен на то, что нас подбросят в Бостон.

– С меня хватит, – сказал Джим Грандфазер. – Завязываю с вашей ерундой.

Подойдя к пикапу, он тяжело привалился к нему, стараясь отдышаться. Я делал то же, уперев руки в присогнутые колени.

– Знаешь, секунд десять я был уверен, что ты спас мне жизнь.

– И я тоже.

– Давай считать, что ты ее спас.

– А пошел ты.

– У меня к тебе вопрос. Будь у тебя стрела, настоящая стрела для дичи, ты бы выстрелил?

Выпрямившись, Джим дернул плечом. Одна пола широкого плаща съехала, открывая колчан. Все рыболовные стрелы были использованы. Остались лишь три с широкими, острыми как бритва наконечниками.

– Нет, – ответил он. – Слишком опасно.

Я рассмеялся, решив, что он пошутил, но нет.

– Ты ведь натягивал мой лук. Если бы я пустил одну из этих, она прошила бы Дольмечера насквозь и убила бы еще пару человек.

– Хорошо, что до этого не дошло.

– Ага. Учитывая, что он стрелял пустышками, я чувствовал бы себя круглым идиотом.

Мы с Джимом обнялись (обычно я такого с мужчинами не делаю), потом из вертолета вылез Бун, и они пожали друг другу руки. Джим сел в пикап и уехал, а пилот запустил моторы, поэтому у нас с Буном появилась минутка поговорить так, чтобы за шумом винтов нас никто не услышал.

– Как ты узнал? – спросил я. – И когда понял?

С мгновение Бун смотрел на меня разинув рот, потом рассмеялся.

– Черт, не думал же ты, что я заслоню Плеши от пули, а?

Мы оба рассмеялись, но я не мог бы сказать наверняка. Я сомневался, что он так быстро успел распознать оружие Дольмечера.

– Мне всегда хотелось быть агентом спецслужб, – признался Бун. – Потому что лишь он один на свете может сбить с ног президента, а ему только спасибо скажут.

Мы забрались в вертолет, и Бун стал давать пространное, состоявшее из односложных «э‑э…», «ага» и «черт…» интервью о том, как жизнь ближнего показалась ему важнее собственной.