Я не спешил, прикидывая, насколько можно заворачивать гайки на «Зодиаках», чтобы ныряльщикам не тратить на это совокупные часы под водой.
Потом я растер по «барашку» немного цемента. Хотелось надеяться, что он схватится и не позволит снять гайки.
Неплохо. Я заранее прикрутил гайку еще на одной конструкции, глянул на часы, подплыл к следующей дырке и заткнул ее. Пять минут. Пять минут на дырку означает пятьсот ныряльщико‑минут. Половину времени они проведут, возясь с баллонами для воздуха и прочими глупостями, значит, нам потребуется тысяча ныряльщико‑минут, или около шестнадцати ныряльщико‑часов. Если хотим провернуть операцию за четыре часа, нам нужно четыре ныряльщика.
Когда я вынырнул, наш беспристрастный журналист был занят исключительно пристрастным клинчем с Артемидой. Сам виноват. Я специально помахал фонарем, чтобы привлечь их внимание. Когда занимаешься любовью с «зелеными беретами» из «ЭООС», будь начеку. Они расцепились, и я сделал вид, что смотрю в другую сторону.
– Нам повезло, – сказал я. – Нужно всего четыре ныряльщика. А у нас уже есть четверо помимо меня, так что я смогу остаться наверху. Где мне и место.
За это Артемида слегка меня притопила. Потом мы двинули назад к «Иглобрюху», который сиял всеми огнями и распространял над водой божественный запах чеснока. Готовил Джим (кто же еще?), и его страсть к чесноку меня вполне устраивала.
– Не хочу показаться милитаристом, – объявил я поглощающему тофу сообществу, – но пора атаковать.
Все сказали, мол, ладно, кое‑кто поднял за этот тост кружку с травяным чаем. Теперь, когда эти ребята ко мне привыкли, они стали проникаться проектом. Перспектива уничтожить распространяющую токсические отходы трубу длиной в милю – да что там, уничтожить что угодно длиной в милю! – адское искушение.
– Значит, хочешь позвонить на завод? – спросил Джим.
– Думаю, сейчас доедим, поплывем на место и начнем. У нас два ныряльщика тут, два в «Трэвел лодж», они приедут где‑то через полчаса. Поэтому, как только отладим процесс, устраним все начальные огрехи…
– Ту часть операции, когда мы выглядим полными идиотами, – перевела Дебби.
– … верно, закроем завод. На это понадобится полминуты по телефону. А потом устроим цирк.
В присутствии Фиска я не собирался выражаться яснее.
Все шло сравнительно неплохо, вот только, когда «Иглобрюх» был уже на полпути к месту, Фиск вдруг сознался, что у него в жилетке спрятан грамм кокса. Он решил исповедаться, заметив, как мы обыскиваем одежду друг друга на предмет всего, что можно хотя бы с натяжкой счесть наркотиком или оружием. По вполне очевидным причинам мы неизменно так поступали, когда возникала вероятность, что нас заберет полиция. Как только Фиск облегчил душу, я почувствовал себя виноватым и признался, что в бумажнике у меня марка кислоты – она на членском билете Бостонской публичной библиотеки, и я решил, что никто этого не заметит. Но вина есть вина.
ЛСД идет вразрез с принципом Сэнгеймона Тейлора. ЛСД – сложная молекула, и соответственно мне от нее не по себе. Но иногда попадаешь в ситуацию, настолько ужасную или требующую такого напряжения сил, что ничто другое не помогает.
Поэтому членский билет сожгли, пепел развеяли, а кокс Фиска вдохнули. И за затыкание трубы взялись с утроенным пылом.
Ребята из «Трэвел лодж» чуть опоздали, но тоже впряглись в работу. Я остался на берегу, наблюдая, как собираются журналисты и представители властей. Телевизионщики снимали, как я надуваю детский бассейн. За таким занятием трудно выглядеть десантником – надо было приволочь насос.
Для успеха акции следовало поднять токсины со дня моря и отправить в лучевые трубки телевизоров, а поскольку диффузора не видно, это будет непросто. |