– Но ты никогда не сможешь этого доказать, – бросил Том. Вид у него был довольно хмурый.
– В том смысле, в каком дело доказывают в суде, не смогу. Вот почему химическим корпорациям так многое сходит с рук. Если у человека возникает опухоль, невозможно проследить ее до того конкретного атома хлора, который взялся из молекулы, выброшенной таким‑то или таким‑то заводом. Улики здесь косвенные, статистические.
– Значит, такая дрянь выходит из этой трубы…
– Да, в некоторых веществах есть хлор. А еще там есть тяжелые металлы, например, кадмий, ртуть и так далее. Все знают, что они токсичны.
– Так почему «ФАООС» такое позволяет?
– Сбрасывать отходы? Нет, не позволяет.
– То есть?
– «ФАООС» ничего такого не позволяет. Это противозаконно.
– Подожди‑ка, – сказал Дик. Я прямо‑таки видел, как включается методичный ум полицейского, как Дик мысленно составляет отчет о произведенном аресте. – Давай начнем с конца. То, что делают эти типы, противозаконно?
– Вот именно.
– Тогда почему мы арестовываем вас?
– Потому что так устроен мир, Дик.
– Знаешь, тут многие… – он подался вперед, хотя рядом с нами даже близко никого чужого не было, – … на вашей стороне. Им правда нравится, что вы делаете. Все давно знают, что завод отравляет воду. И люди от этого яда болеют. – Он придвинулся еще ближе. – Моя дочка, например. Моя семнадцатилетняя дочка. Да, кстати! У вас на паруснике есть что‑нибудь?
– Ты о чем? – Я подумал, он говорит про наркотики.
– Ну постеры какие‑нибудь, стикеры. Я обещал привезти что‑нибудь Шерри, моей дочке.
Я повел его вниз, и мы подобрали Шерри столько больших плакатов с очаровательными морскими млекопитающими, что хватило бы оклеить всю комнату.
– А как насчет плюшевых зверюшек? У вас плюшевые зверюшки есть?
Тут глаза у него расширились, и он опустил взгляд.
– Извини, нехорошая шутка вышла.
В первое мгновение я не уловил, в чем смысл, а потом сообразил, что он вспомнил про неприятный инцидент, случившийся пару недель назад, когда наш фургон, набитый под завязку плюшевыми пингвинами, загорелся на Гарден‑стейт. Люди выбрались, но фургон три часа полыхал как световая бомба. В конце концов, пластмасса это ведь застывший газолин.
– Ага, у нас сейчас нехватка.
Я раздобыл Дику кофе, и мы остались в кубрике, откуда смотрели, как приближается Блю‑Киллс и как копы на катере береговой охраны пачкают воду всеми красками «техниколор».
– Вы надолго в Джерси? – спросил он.
– На пару дней.
– Знаешь, Шерри считает, что вы просто замечательные ребята. Ей очень бы хотелось с вами познакомиться. Может, придете на обед?
Мы немного походили вокруг да около (не приведи бог, завести роман с несовершеннолетней дочкой джерсийского полицейского), а потом Дик и его друзья повинтили нас и повезли в участок.
Каждому разрешили один телефонный звонок. Я свой использовал, чтобы заказать пиццу. Мы уже известили головной офис «ЭООС» в Вашингтоне, и оттуда отрядили Эбигейл, нашего самого агрессивного юриста нападения. Она уже вылетела – вероятно, на бронированном вертолете с пушками.
К тому времени, когда нас сфотографировали и взяли у нас отпечатки пальцев, а мы обменялись визитками с новыми сокамерниками, было уже восемь вечера, и мне хотелось одного – спать. Но тут явилась Эбигейл и нас вытащила.
– Идиотский арест, липа чистой воды, – объяснила она, посасывая сигарету и агрессивно массируя алюминиевый кейс. – Вы подлежите юрисдикции береговой охраны, потому что все происходило в открытом море. Вы работали за пределами городка Блю‑Киллс‑бич. |