Каждая новость про этого проклятого Одда могла свести с ума. Оказывается, этот тип еще до того, как насосался донорского интеллекта, был известным художником, картины его шли нарасхват по немыслимым ценам. И зачем, спрашивается, ему понадобилось покупать мозги, если он и так уже был миллионером? Бетрей злился и кусал губы.

— … мы почти догнали его, но тут встали жмыхи и поперли, — продолжал бормотать копатель в красной майке.

"Папаша предсказывал: это случится в мою годовщину…" — думал Бетрей.

Он взял из рук Мишани фонарь, скорым шагом подошел к лежащим жмыхам и осветил лицо ближайшего. Тот лежал, раскинув руки, изо рта его вытекала струйка желтой жидкости, одно веко конвульсивно дергалось.

— В печку, обоих, — приказал Бетрей.

— Да как же… — растерялся Мишаня. — Они же встали. И завтра…

— В печку, — повторил Бетрей, — или ты хочешь, чтобы они сожрали тебя живьем? — он повернулся к остальным. — Куда удрал этот бизер-жмых?

— Хрен его разберет, — сказал один, а второй добавил:

— Они с Ядвигой куда-то вместе смылись.

Значит, Одд в Саду. Чертова баба! Бетрей никогда ей не доверял. И зачем только Папаше понадобилось завещать ей Сад? И если б не яблоки, Бетрей бы давно свернул этой ведьме ее тощую шею.

— Слушай, Мишаня, — вновь обратился к Копателю менамен, — надеюсь хотя бы Иванушкина ты нашел?

Тот потрогал разбитое лицо.

— Почти нашел. Но тут жмыхи зашевелились в траншее…

— Слушай, яблочный мой! — прошипел в ярости Бетрей. — Если этот бизер доберется до своего донора, я тебя первого в траншее прикопаю!

И Мишаня поверил, что это отнюдь не пустая угроза.

Глава 19. УТРО В ДОМЕ ЯДВИГИ.

Генрих проснулся на просторной и пышной кровати. Над его головою клубились розовые облака на плафоне, упитанные амуры, нахально скалясь, волокли в пухлых ручонках гирлянды роз. Генрих перевернулся на бок. У открытого окна в глубоком кресле с чудно свитыми золочеными ручками сидела женщина в белом пушистом халате. Сидела она так по-домашнему уютно, будто уже не один год прожила подле Генриха. И если она сейчас встанет и скинет халат, то окажется нагая. Женщина встала, пушистый халат сугробом лег у ее ног. Гибкое смуглое тело на фоне окна высветилось золотом. Женщина потянулась сладко, до хруста в каждой косточке, и направилась к трюмо с потухшим от времени зеркалом. Женщина уперла руки в бока и повертелась из стороны в сторону. Генрих не мог оторвать глаз от ее по-юному стройного тела.

"И все же в ней есть что-то отталкивающее", — подумал Генрих и отвернулся, сделал вид, что разглядывает спинку кровати с резной собачьей головой. Высунутый язык, отполированный руками до белизны, блестел.

"Чьими руками?" — всплыл тут же вопрос, и Генрих удивился тому, что вопрос этот ему так неприятен.

— У тебя слишком сильная собственная энергетика, — сказала наконец Ядвига. — Зачем тебе понадобился чужой разум?

— А тебе?

Она вздрогнула.

— Ты знаешь?.. Откуда?.. Тебе кто-то сказал, ведь так? — она раздраженно передернула плечами. — Впрочем неважно.

— Я это чувствую. Так зачем?

Она колебалась. Хотела сказать, но боялась. Или тот, другой запрещал? Брови ее мучительно сдвинулись.

— Не обращай на него внимания, ты сильнее, — подтолкнул ее Одд.

— Я сильнее, — подтвердила Ядвига, и губы ее раздвинулись в улыбке, больше похожей на звериный оскал.