Так его учитель застукал, Дубновицкий.
– Вот оно что...
– Ты разве Дубновицкого знаешь?
– Встречались. В ресторации...
– Ха, не ты ли, случаем, этому поганцу зуб выбил? Олимпийским рублем?
– Не олимпийским, а юбилейным. Стал бы я на него олимпийский рупь тратить...
Василий засмеялся:
– Молодец, право, молодец! А мы тогда поговорили с его родителем круто. Я ему пригрозил, что Шандора на сынка напишет, тот хорохорился-хорохорился, да согласился никого из наших не трогать. Видать, забыл договор-то. Ничего, напомним.
Отобедав, они поднялись в кабинет барона, похожий на музей. Василий предварил расспросы:
– Это мой дед собирал. Любитель был старины... Я только книги собираю, а статуэтки, картины, вазы, подсвечники от него остались. Монеты еще есть, он всю русскую нумизматику от князя Владимира собрал. Разве что Константиновского рубля в подлиннике нет, новоделы только. Если хочешь – покажу.
– С удовольствием посмотрю, – кивнул Филатов и подумал: «Везет мне на коллекционеров. Сначала Кайзер, теперь – цыганский барон...»
Коллекция оказалась богатейшей. Огромный антикварный шкаф заставлен альбомами, по которым можно с самого начала проследить развитие российской монетной системы от Владимира Святого. Там находились такие раритеты, о которых Юрий и слыхом не слыхивал. Уж точно никогда он не рассчитывал подержать в руках тяжелую медную плиту с оттиснутыми на ней рублевыми монетами – вес этой меди равнялся стоимости тогдашнего серебряного рубля. А отдельный альбом был посвящен самым разнообразным подделкам – от подделок настоящих монет до фантастических, типа знаменитого «рубля Алексея Толстого» с царевной Софьей и двумя малолетними царями, Иваном и Петром.
В экскурсии по музею прошел день до вечера. После ужина, когда они снова уединились в кабинете с бутылкой коньяка, Василий спросил:
– Ну, Дмитрий, видно, пришло время тебе о своих проблемах рассказать. Может, решим что... Кое-какие возможности имеем.
– Во-первых, мое настоящее имя – Юрий, – сразу пошел на откровенность Филатов. – И началось все год назад, в маленьком городке под Москвой.
Он рассказывал около часа, опуская некоторые моменты и имена. Зачем рассказывал – сам не знал. И какой помощи попросить у цыганского барона – тоже. Зато Василий, с интересом выслушавший грустную историю, сказал-
– Да, брат, крепко тебя прижало. Вот что: сейчас моя жена посмотрит на твои руки – гадает она вернее всех в этих местах, к ней за тысячи километров ездят. Не усмехайся, наши женщины действительно умеют это делать. Просто, как в любом деле, талант нужен. Одна лучше гадает, другая – хуже, а третья просто... деньги зарабатывает. Так что отдаю тебя ей в руки. Сам же я могу помочь деньгами, коли нуждаешься, и, что для тебя нужно, напишу или позвоню любому барону, чтобы помогли устроиться. Ну, вот и Нора идет.
Цыганка Нора казалась по сравнению со своим мужем просто древней старухой, сохранившей, правда, гордую осанку. Наверное, цыганские женщины увядают быстрее мужчин, да и за знание будущего предсказатели всех времен и народов всегда платили молодостью.
Василий вышел куда-то, а Нора молча взяла руку Юрия и принялась ее внимательно рассматривать. Делала она это довольно долго потом подняла глаза на Юрия и произнесла:
– Ты зло притягиваешь к себе, знаешь?
– Догадываюсь, – ответил Юрий. – Мне об этом уже говорили.
– Я вижу, ты идешь между светом и тьмой, по лезвию ножа, и тебя ветром шатает в разные стороны, между добром и злом. Это от рождения зависит, и поделать тут ничего нельзя. Единственное, что я могу для тебя сделать, – проводить в Туманный табор, там ты сам все, что можно, увидишь.
– Это куда-то ехать надо?
Цыганка засмеялась:
– Далеко, милый, ехать-то придется. |