Доминик не видел маминых слез со дня смерти отца, когда она проплакала почти год. Он обнял ее и прижимал к своей груди до тех пор, пока она не успокоилась, а потом поцеловал ее и ушел.

А вот с Мадлен возникла настоящая проблема. Она кидалась в него подушками — слава Богу, он не завел с ней этого разговора в библиотеке! — и наотрез отказывалась принять его решение.

— И что ты прикажешь мне делать, когда тебя убьют? — кричала сестра. И добавила вопреки логике: — Но тебе будет все равно, не так ли?

Черт его дернул рассмеяться в ответ и согласиться с ней — да уж, в подобных обстоятельствах ему действительно будет все равно. В результате ему пришлось стать свидетелем ужасной сцены — сестра топала ногами и визжала так, что уши закладывало. Но кончилось все тем же, что и с матерью — Мадлен рыдала у него на груди.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, Дом, — всхлипывала она. — Я запрещаю тебе покидать меня. Если ты уедешь, я больше никогда не буду с тобой разговаривать.

— Я уезжаю, Мэд, — поцеловал он ее в макушку.

— Я не хочу, чтобы ты уходил! — плакала она, и он вспомнил о временах их детства, когда ей запрещалось участвовать в мальчишеских эскападах. — Если ты умрешь, я тоже умру, Дом!

— Не умрешь. Ты будешь жить, Мэд, и расскажешь своим детям и внукам об их храбром дядюшке Доминике.

— Хочешь сказать, об их глупом, тупом, упрямом, бесчувственном дядюшке Доминике! — возразила она.

— Ладно, если тебе так больше нравится. — Он снова поцеловал ее.

— Я ненавижу тебя! — Она оторвалась от него. — Я ненавижу тебя, Доминик! Убирайся вон! Видеть тебя не желаю!

Иден усмехнулся и вышел. И как ни странно, сестра сдержала свое слово и действительно весь день с ним не разговаривала. Стоило им столкнуться где-нибудь, Мадлен фыркала и отворачивалась, но ни разу не удостоила его ни словом, ни взглядом. Иногда очень трудно быть близнецом, пришел он к выводу.

Но это еще не конец его несчастий. Если бы вопрос состоял только в том, что надо уехать и оставить маму с Мадлен, он посчитал бы себя самым счастливым человеком на свете. Ему предстояло распутать клубок отношений с мисс Парнелл. А это действительно был клубок, по-другому и не назовешь. Он сделал ей предложение больше недели назад, и в тот момент ему показалось, что она готова ответить согласием. Александра наверняка ждет, когда он снова поднимет эту тему. Попросить ее руки еще раз — дело чести, поскольку тогда у нее не было возможности дать ответ.

Но с тех пор он понял, что жениться на мисс Парнелл не выход из положения. На этот раз он причинит Эдмунду гораздо больше страданий, чем в самом начале, когда по его вине брат посчитал себя обязанным предложить мисс Парнелл руку. Но лорд Иден упорно продолжал претворять свой план в жизнь. Мадлен была права, сравнив его с Дон Кихотом.

Но не мог же он просто взять и оставить эту затею! Доминик уже переговорил и с мисс Парнелл, и с Эдмундом. Что, если теперь Александра примет его предложение? Ему, конечно же, придется жениться на ней. Какой ужас! Нужно найти время и поговорить с ней сегодня же. Не стоит откладывать это до завтра, а то у него вообще может смелости не хватить. С другой стороны, уехать из Эмберли, чтобы начать столь важное для него дело, не разобравшись до конца со своими проблемами, он не в состоянии.

А Сьюзен! Нет, о Сьюзен он думать не будет. Нельзя, и все тут. Человек не может взвалить на свои плечи все проблемы разом, иначе они могут просто-напросто раздавить его. Он не должен думать о Сьюзен. И не должен танцевать с ней сегодня. И говорить с ней. И даже смотреть в ее сторону не должен. Она такая милая в своем розовом платье, которое как будто специально подобрали под убранство бального зала. Вообще-то розовый цвет не подходит золотисто-каштановым волосам.