Александр чувствовал как побежали мурашки по коже.
Кабинет был достаточно просторен, чтобы в нем проводились учения с ротой новобранцев. В левом узлу внимание привлекал камин на аглицкий манер,
там белеют торцами березовые чурки в обертках бересты, стены заняты книжными шкафами. Фолианты в телячьей коже, монограммы вытеснены золотом.
Огромный стол завален бумагами. Даже в одном из трех кресел лежит свернутая в рулон карта. Массивная чернильница из дорогого малахита, пучок
гусиных перьев в хрустальном стаканчике, настольный календарь... Похоже, князь и на юге продолжает заниматься работой, а не только охотится на
лис, как утверждают знатоки.
Он еще рассматривал книжный шкаф с книгами, когда дверь распахнулась, вошел грузный мужчина в дорогом камзоле. Вид у него был
представительный, в движениях чувствовалась уверенность высокорожденного, привыкшего с детства отдавать распоряжения, но лицо было мягким, а
сейчас и вовсе лучилось довольством и счастьем.
Он еще от дверей раскинул руки:
— Позволь мне обнять тебя, отважный юноша!.. Я богат, но главное мое сокровище — Кэт. Это поздний ребенок, я в нее вложил всю душу. Господь
видит как я просыпаюсь в страхе ее потерять, но позавчера я был как никогда к этому близок.
Он обнял Александра, расцеловал в обе щеки, усадил в кресло. Придержал рукой, тот порывался вскочить, сам обогнул стол и с удовольствием
опустился на мягкое сидение.
— Полковник много рассказывал о тебе, Саша. Позволь тебя так называть? Он очень высокого мнения о тебе.
Александр пробормотал в смущении:
— Я здесь всего два месяца. Чем я мог заслужить столь лестную оценку?
Князь покровительственно засмеялся:
— Саша, мы с полковником уже в том возрасте, когда жизненный опыт позволяет судить о многом. Мы видывали много, потому нам не требуются годы,
чтобы сразу понять человека. Ты из тех, кто шагает далеко. Есть люди, которые живут как трава. Есть — как звери. Но на каждое поколение
рождаются люди, их мало, которым наш их мир сразу начинает казаться тесен. Они, каждый по-своему, начинают его расширять, улучшать,
перестраивать. Это и мудрецы вроде Моисея, Аристотеля, нашего гения Ломоносова, и завоеватели вроде Аттилы, Чингисхана, Александра Македонского,
и хитроумные механики вроде Архимеда или Кулибина... При всей разности эти люди из одного теста. Им тесно в этом мире! Я не знаю, кем будешь
ты... Может быть твои крылья сгорят в самом начале, и никто не увидит твоего взлета, но ты — из этой породы.
Александр слушал его, раскрыв рот. Князь говорит то, что он сам постоянно чувствовал в сердце, но не мог выразить словами. Люди вокруг
слишком ленивы, слишком медлительны, слишком мало хотят от жизни. Но они такие все... как он думал раньше.
— Не знаю,ответил он искренне.Ведь я служить только начал. Я все время учился... и сейчас все время учусь.
Князь кивнул. Глаза на пухлом слегка одутловатом лице были живые, внимательные:
— Учишься. А нынешние дворяне в подражание Митрофанушке стонут: не хочу учиться — хочу жениться.
Его острые глаза остановились на его лице. Александр ощутил, что краснеет. Князь несколько мгновений изучал его, с легким смешком откинулся
на спинку кресла:
— Саша, мы твои должники. Дело не в драгоценностях, что унесли бы разбойники, я в состоянии тут же купить новые, но Кэт даже не успела
испугаться, вот за что я тебе благодарен! Когда ты появился, молодой и веселой, сабля в руке, а в глазах удаль. |