Они двигались в бой с песней. Александр вздрогнул, прислушался. Песня была знакомой, как слова. «Еще Польска не сгинела...» Это были не
французы, а польский легион Домбровского. Про них рассказывали, что после захвата Польши русскими войсками и раздела ее между соседними
государствами, часть польской армии, не желая покориться захватчикам, ушла в революционную Францию. Там они воевали с лозунгом: «За вашу и нашу
свободу!» На взмыленном коне промчался курьер. Тотчас же русские полки стали выстраиваться в развернутую линию. Батальоны замерли в
трехшеренговом строю с полковыми орудиями против интервалов между батальонами.
Эти орудия, как отметил Засядько, успели дать лишь один залп. Две армии сошлись в штыковом бою. Засядько врубился в ряды противника, затем
оглянулся на своих солдат. Натиск польских легионеров был страшен. Первая линия русских была уничтожена полностью, вторая и третья — смяты и
отброшены. Массированный удар основной колонны пришелся по двум мушкетерским ротам. Там выдержали только стоявшие на флангах гренадерские роты.
На помощь был брошен 2-й особый гренадерский полк, и сражение продолжалось с неослабевающим упорством.
Отражая удары, Засядько начал осторожно пятиться к своим. Мелькнула мысль, что немногие из его солдат уцелеют. О себе как-то не думалось, в
сознании прочно зависела уверенность в неуязвимости. Правда, эта неуязвимость зависела от его ловкости и умения. Стоило чуть сплоховать...
К вечеру он вывел остатки роты на отдых. Ее место занял гренадерский батальон, который к утру потерял больше половины состава.
Жестокий, кровопролитный бой длился сутки, потом еще и еще одни. Маленькая речка Требия покраснела от потоков крови. К концу третьего дня
натиск польского легиона Домбровского стал особенно яростным. Дрались они особенно яростно, для них было делом чести нанести поражение русским
войскам. Тем более, Суворову, который одержал ряд блистательных побед над поляками в недавней русско-польской войне. Наконец и эти русские части
дрогнули и начали отступать. Поляки усилили нажим, и вскоре отступление русской армии превратилось в беспорядочное бегство.
Засядько как раз выводил из-под удара эскадрона кирасиров немногих уцелевших солдат своей переукомплектованной роты. Увидев бегущих, он, не
раздумывая, повернул роту и поспешил на помощь.
Однако его опередили. Откуда-то на взмыленной казачьей лошадке появился Суворов. Солдаты приободрились. Оценив одним взглядом обстановку,
Суворов, по-видимому, принял решение и пристроился во главе бегущих.
До Александра донесся его старческий тенорок:
— Заманивай их, заманивай!
«Вот оно что,подумал Засядько с невольным восхищением.Молодец, старик... Но удастся ли?..» На всякий случай велел своим солдатам
приготовиться к залпу, поняв, что позорное бегство Суворов пытается превратить в тактический маневр, который вот-вот завершится контратакой.
Лица бегущих солдат светлели, паническое бегство уже не казалось бегством. Постепенно солдаты перестраивались, выравнивали линию.
Вдруг Суворов осадил коня.
— Стой! Теперь на врага!
Гренадеры повернулись, французов встретило грозное каре. Наступающие разбились о него, как морская волна о гранитный утес. Завязалась
схватка, бой пошел на равных, и Засядько закричал своим:
— Огонь! И — в штыки!
Последовал залп. Он был произведен почти в упор. Солдаты ринулись с холма для штыкового удара. |