Гидеон Эйлат. Золото Ольта
Коли ты робок — беги, коли отважен — спускайся во мглу пещеры и сражайся со слугами его. И если ты силен и знаешь толк в науке воина — одолеешь их, а если слаб и неискушен — кости-твои, разбросанные по пыльному каменному полу, когда-нибудь предостерегут других охотников поживиться за счет Темного Ольта. — Неужели так и написано? — прелестная Камасита удивленно распахнула огромные черные глаза с густой бахромой длиннейших ресниц. — Мне приходилось читать древние манускрипты о сокровищах, но в них такой вычурный, напыщенный, малопонятный слог… Ее муж от души рассмеялся, даже качнулся в седле. — Ты совершенно права, о звезда, упавшая с небес в мои недостойные руки. Этот текст высокопарней и туманней любого выбеленного веками манускрипта. Хуже того, он еще и стихотворный. А самое досадное — на древнеаргосском языке. Нет, конечно же, нет; я лишь своими словами изложил тот скудный смысл, который выжал из находки мой просвещенный наставник Пликферон. Увы, нам достался лишь клочок пергамента, остальное злополучный кладоискатель успел проглотить, прежде чем… Прежде чем с ним случилась неприятность. Камасита неодобрительно сдвинула тонкие брови, щедро насурьмленные самой природой. — Лесники твоего отца извели на него целый колчан длинных стрел — это ты называешь неприятностью? Ах, Далион! Неужели была необходимость убивать беднягу? Ее молодой супруг слегка покраснел и опустил очи долу. — Конечно же нет. Но он сам виноват… Бродя по нашим горам в поисках сокровищ, он проголодался и подстрелил дикого козленка. Лесники приняли его за браконьера, выследили и, недолго думая, истыкали стрелами. Осмелюсь тебе напомнить, дорогая: они были в своем праве. Мой отец — страстный охотник и не дает браконьерам спуску. Твой, между прочим, их тоже не жалует. — Вот уж чего не ожидала услышать от тебя, милый, так это оправдания гадким лесникам! — рассердилась Камасита. — Будь моя воля, я приказала бы их высечь — чтобы впредь неповадно было проливать кровь невинных! Далион снова рассмеялся и умиротворяюще опустил ладонь на запястье жены. — Успокойся, о моя воплощенная мечта! Отец наказал их гораздо суровей — лишил положенной награды за голову браконьера. Поверь, лесники куда охотнее предпочли бы порку. Видела бы ты, как рассердился отец, узнав, что погибла рукопись с описанием знаменитой пещеры! Он просто рвал и метал. Ведь о подземелье Темного Ольта в этих краях ходят легенды; только в нашем роду было пять или шесть ревностных кладоискателей, один даже пропал, предаваясь этому занятию. И сам отец в юности немало поводил по округе толпу слуг с кайлами и заступами… Только после женитьбы образумился, как сам говорит, и бросил охоту за сокровищами. Подозреваю, в глубине души он только и ждал возможности тряхнуть стариной. Молодожены неторопливо ехали на породистых иноходцах по угодьям достопочтенного Найрама — знаменитого на всю Замору торговца скотом, винодела и покровителя искусств. Камасите нравились нотки обожания, звучавшие в голосе Далиона, когда тот заговаривал об отце. Если бы не трогательная любовь Найрама к красавцу сыну и не его снисходительность к упрямству бедного соседа Блафема — не видать бы Далиону этого брака, как своих ушей. Кажется, юноша до сих пор не в силах поверить в свое счастье, хотя еще утром отзвенели свадебные арфы, и теперь на алтаре и ступеньках храма Митры в сладостном благоухании увядают гиацинты и астры, которыми щедро осыпали молодых принаряженные челядинки и крестьянки Найрама. Дорогие и красивые цветы… Камасита вздохнула. «Другая бы поставила слово «красивые» перед "дорогие"», — подумала она. |
