18

Стойбище состояло из четырех чумов. Я сидел в самом большом из них, напротив морщинистого, с редкой бородкой якута. Я уже знал, что это глава рода Уланхой, а остальные полтора десятка обитателей стойбища — его жены, дети, племянники и прочая родня.

Я с жадностью съел большую тарелку мясного супа и пил вместе с Уланхоем крепкий, заваренный с травами чай. В центре чума горел небольшой костер, дым вытягивало через отверстие в остроконечной крыше. Женщина, примерно такого же возраста, как Уланхой, и парень в меховой безрукавке курили трубки. Я попросил закурить, и женщина протянула мне свою трубку.

— Может, сигареты есть?

— Сигарет нет, — покачал головой Уланхой. — Кури трубку. Табак хороший, сухой.

Я взял протянутую женщиной обожженную деревянную трубку и жадно затянулся раз — другой. Сразу закружилась голова, и я откинулся на оленьи шкуры.

— Лежи… лежи, — заулыбался Уланхой. — Долго ты по реке плыл. Вон какой худой стал. Карабин твой глянуть можно?

— Гляди.

Обращаться с оружием якут умел. Отведя назад затвор, вытряхнул оставшиеся в магазинной коробке патроны и долго целился вверх. Передвигая прицельную рамку, с уважением заметил:

— Далеко оленей бить можно!

— Далеко, — согласился я.

Уланхой передал карабин парню, и тот тоже долго рассматривал его, примеривая к плечу.

— Продавать не хочешь? — поинтересовался Уланхой.

— Мне надо попасть в Меренгу, — сказал я. — Помоги — и карабин будет твой. Еще добавлю денег на водку, табак.

— Меренга далеко, — подумав, ответил Уланхой. — Тринадцать или пятнадцать дней пути… И столько же дней назад. Мы собираемся кочевать отсюда через неделю. Если я отправлю с тобой сына, нам придется сидеть здесь целый месяц. Давай мы лучше проводим тебя до Нелькана. Через три дня будешь там.

Уланхой говорил не спеша, отхлебывая чай. Но чутье мне подсказывало, что поторговаться можно. Якут задумчиво погладил ложе карабина и вздохнул:

— Нельзя нам месяц ждать.

— Если у вас заканчиваются припасы, я дам тебе прямо сейчас миллион. И ты купишь все необходимое в Нелькане.

— Путь на Меренгу тяжелый. Тайга, горы… через две реки переправляться надо. Скоро снег ляжет.

— Помоги, Уланхой!

Я просительно смотрел в глаза старику. Он не спрашивал меня, почему я не хочу в Нелькан, до которого осталось всего ничего. Видимо, догадывался, что есть на то причины.

Я отсчитал десять стотысячных ассигнаций и придвинул их к Уланхою вместе с карабином.

— Долгий путь до Меренги, — повторил якут. — Девять оленей надо. Четыре ездовых, четыре понесут вьюки, одного съедите в пути, если не попадется дичь. С тобой пойдет Вырка, младший сын. У него быстрые ноги… Когда ты хочешь отправляться?

— Завтра на рассвете.

Якут невозмутимо пыхнул короткой трубкой и заговорил на своем языке вначале с женой, потом с худощавым парнем в безрукавке — это и был его младший сын Вырка.

— У тебя плохая одежда, — снова обратился ко мне Уланхой. — Мы дадим тебе унты и малицу, а за это ты купишь в Меренге сто патронов к карабину. Вырка скажет, где их продают без всяких бумажек. Купишь еще десять бутылок спирту, десять пачек хорошего чая и конфет для женщин.

— Послушай, Уланхой. Если обо мне будут спрашивать какие-нибудь люди, никому не рассказывай, куда я пошел. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул в ответ Уланхой.