— Вы не можете отослать его обратно?

— Я всё это время оказывал вам большую услугу, звоня вам вместо того, чтобы просто сложить вашу почту в ящик. Не заставляйте меня пожалеть о том, что я был с вами любезен. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Возьмите письмо.

— Но вчера вы принесли мне «Журнал палеонтологии позвоночных». А позавчера — «Журнал выпускников Университета Торонто». Ни один из них не имеет ко мне никакого отношения.

— Кто может сказать, что имеет отношение к каждому из нас, а что — нет, мистер Койн? Всё, что я знаю — что я должен доставлять почту. Это моя работа.

Он вернулся к своей сумке. Следующее отправление, которое он вытащил из неё, тоже оказалось для меня. Почти. Вместо того, чтобы положить его на стол, он протянул его мне. Адресатом, надписанным от руки, значились «Мистер и миссис Джейк Койн».

Я снова покачал головой, в этот раз больше от удивления, чем в знак отказа.

— Нет никакой «миссис Койн».

— Вы должны это взять, — сказал он.

Это было соблазнительно. Но нет, она не моя жена. Она — не часть моего мира. Я не двинулся с места.

Он пожал плечами и положил конверт в пустой почтовый ящик с номером моей квартиры.

Я не хотел, чтобы жизнь этого другого Койна наваливали на меня.

— Уберите его оттуда.

Иоанн Павел продолжал раскладывать почту, игнорируя меня, как он мог игнорировать незнакомца, пытающегося завести разговор в метро. Я схватил его за руку и попытался развернуть его. Старик оказался куда крепче, чем выглядел — благодаря, полагаю, тому, что постоянно таскает мешки с письмами. Он легко отпихнул меня, и я упал на стеклянную дверь в вестибюль. На одно ужасное мгновение мне показалось, что стекло сейчас расколется, и осколки упадут на меня, но оно выдержало. Понтифик повернулся ко мне, и теперь направлял на меня крошечный аэрозольный баллончик.

— Никогда больше так не делайте, — сказал он со своим таинственным европейским акцентом. Он не кричал, но твёрдость в его голосе словно придавала ему громкости.

— Просто скажите мне, что происходит, — сказал я. — Пожалуйста!

Примерно секунду он молча смотрел мне в глаза. На лице его не было выражения возмущения человека, подвергшегося неспровоцированному нападению. Нет, это была скорее внутренняя борьба отца, вынужденного шлёпнуть сына.

— Простите, — сказал он.

К чёрту его бесконечное терпение. Я был зол и я хотел, чтобы он тоже разозлился.

— Послушайте, — сказала я, наконец, — вы продолжаете приносить мне чужую почту. — Я ненавидел себя за то, что голос у меня задрожал. — Я… мне бы не хотелось сообщать об этом вашему начальству.

Угроза была нелепая, и мои слова повисли в воздухе между нами. Иоанн Павел уставился на меня с задумчивым выражением на лице. Наконец, он рассмеялся и покачал головой. Он поднял свою сумку, словно прикидывая, много ли в ней осталось почты. Затем взглянул на часы.

— Хорошо, — сказал он, наконец. — В конце концов, мне не нужны неприятности с начальством. — Он снова засмеялся — негромко, но в уголках глаз у него блеснули слёзы.

Я медленно поднялся на ноги, отряхнул пыль с задней части джинсов.

— Итак?

— Вы не на своём месте, мистер Койн, — медленно произнёс он. — Вы этому месту не принадлежите.

Вся история моей жизни, подумал я. Однако ответил:

— Что вы имеете в виду?

— Вы думаете, что можете просто так взять и заявить, что собираетесь быть журналистом? — Он положил баллончик обратно в сумку.