Кто эти люди, которых они видел сегодня вечером? Ни Саймон, ни Падре, ни Большой Джон никогда ему не рассказывали о такой группе. И ни разу ни словом не упоминали об Атлантиде. Но если верить этому фильму, то Древних Видящих Иллюминатов Баварии лучше называть Древними Видящими Иллюминатами Атлантиды. И слово «древний» относится к гораздо более далёкому прошлому, чем 1776 год.
Пора было и уходить. Он слишком устал и уже «ловил отходняк», причём не только от выпитого алкоголя, но и от странного наркотика, который дала ему перед фильмом китаянка. Впрочем, дурь была ничего себе. С 1969 года Джо завёл привычку иногда вечером накуриваться и смотреть ночные телепередачи (если, конечно, не должен был рано утром вставать). Предаваясь подобным развлечениям, он испытывал такой кайф, что даже лишился из за этого двух подружек. Они, видите ли, хотели ложиться в постель, когда он удобно устраивался перед телевизором и глупо посмеивался над невероятно умными остротами, восхищался глубиной философских афоризмов, брошенных персонажами (например, словами Джонни в «Горьком рисе»: «Всю неделю я работаю, а по воскресеньям смотрю, как люди катаются на карусели», — какая страсть сквозит в простых словах этого человека, описывающего свою жизнь!), или отдавал должное заумной тонкости рекламных роликов и их скрытой связи с фильмами, в которых их показывали. Наркотик Мао Цзуси был не хуже травы, а тут ещё и настоящий цветной фильм на большом экране, причём без перерывов на рекламу — то есть, если задуматься, без фнордов! Ведь рекламные вставки, как бы хитроумно они ни вплетались в сюжетную линию фильма, все равно всегда воспринимаются как перерывы, даже если ты настолько обкурен, что мог бы этого не замечать. Это был отличный фильм. Лучший фильм в его жизни. Он никогда его не забудет.
Джо прошёл по тёмным коридорам, спустился, пошатываясь, по лестнице и вывалился на улицу. Глядя в сторону Ист Ривер, он увидел светлое небо над Квинсом. Восходит солнце? Неужели он пробыл здесь так долго?
Мимо проезжало свободное такси. Джо махнул ему рукой.
А вот и эта лестница, Полезем вверх по ней. Тебе ступенька первая, А остальные — мне.
«Забавно, — думал лейтенант Отто Уотерхаус, полицейский при прокуроре штата. — Всякий раз, когда в голове начинает звучать эта чёртова песенка, все сразу запутывается. Должно быть, у меня навязчивый невроз». Впервые он услышал песню «То Be a Man» в исполнении Лена Чандлера ещё в шестьдесят пятом году в доме своей тогдашней сожительницы. Эта песня прекрасно отражала его самоощущение: он чувствовал себя членом племени. Племя, да именно так он думал о чернокожих; он слышал, как один еврей точно так же говорил о евреях, и ему это нравилось больше, чем всякая ахинея насчёт духовного братства. В глубине души он ненавидел других чернокожих и свою собственную чёрную масть. Надо лезть вверх, это точно. Надо лезть вверх, и каждый делает это в одиночку.
Когда Отто Уотерхаусу было восемь лет, чёрные мальчишки из Саут Сайда избили его, пырнули ножом и бросили в озеро Мичиган тонуть. Отто не умел плавать, но каким то чудом ему удалось дотянуться до бетонных свай пирса и уцепиться за них; окрашивая воду своей кровью, он прятался под пирсом, пока банда не ушла. Затем он лежал на холодном бетоне, почти мёртвый, и думал, не придёт ли банда назад, чтобы его прикончить.
Кто— то действительно пришёл. Полицейский. Полицейский подцепил тело Отто носком ботинка, перевернул его на спину и взглянул сверху вниз. Отто смотрел снизу вверх на ирландское лицо круглое, голубоглазое, со свиным пятачком вместо носа.
— Вот дерьмо, — пробормотал полицейский и ушёл.
Опять таки чудом Отто дожил до утра. Проходившая мимо женщина его обнаружила и вызвала «скорую помощь». Прошли годы, и ему показалось вполне логичным пойти служить в полицию. Он знал всех мерзавцев, которые его чуть не убили. |