Первоначальная команда фрегата, привезенная из Лондона, растаяла, как туман под солнечными лучами, и некем было ее заменить, кроме ряда недоумков, пьяниц и безответственных проходимцев, которые появлялись на борту лишь для того, чтобы после исчезнуть. Горькая зависть одолела Уайэтта, когда он понаблюдал за точными действиями команды галиона «Коффин». Из привезенных им из Байдфорда матросов только очень немногие клюнули на лесть и посулы других капитанов.

Было чистым восторгом смотреть, как быстро один за другим распускались его паруса, когда галион разворачивался, чтобы занять свое место в кильватере одного из судов, плывущих по трое в строю фронта вслед за «Местью», ставшим теперь флагманским кораблем Золотого адмирала. Тяжелое пятисоттонное судно, оно тем не менее оставалось легким в управлении, как молодая строевая офицерская лошадь.

Пока «Морской купец» набирал скорость, Уайэтт крикнул, чтобы ставили еще паруса, и приказал рулевому ввести фрегат в строй.

Сэр Френсис Дрейк с развевающимся адмиральским вымпелом выходил из гавани Плимута, красиво приветствуя лорда Хоуарда Эффингема, нового Верховного адмирала военно-морского флота ее величества королевы. Естественно, Френсиса Дрейка сильно раздражало то обстоятельство, что этому джентльмену знатного происхождения, пусть даже столь деятельному, отдали командование в самый критический час правления Елизаветы. Однако Дрейк понимал причину такого предпочтения. Ведь он сам принадлежал к тому новому дворянству, которое начинало медленно, но уверенно диктовать решения, определяющие судьбу Англии. Как сын простого морского священника, хоть и благородного происхождения, мог надеяться стать выше рангом Хоуарда Эффингема, потомка одного из древнейших прославленных аристократических родов в королевстве? Но какой парадокс: этот лорд, благоверный католик, должен был управлять обороной единственной протестантской державы, способной бросить вызов Филиппу Испанскому.

Наступавший день был действительно превосходным, и это тем более радовало сердце, что он сменил три других, предшествующих, с затянувшимся утомительным дождем. С полощущимися на ветру флагами и большими латинскими крестами на главных прямых парусах, ярко алеющими в лучах весеннего солнца, тридцать кораблей флотилии Дрейка вышли в пролив Плимут-саунд.

Всякий обладающий острым зрением мог увидеть темную толпу горожан, собравшихся на молу Хоу, чтобы посмотреть на впечатляющее зрелище приближения эскадры лорда Хоуарда Эффингема. Покрытые рябью голубые воды разрезали один за другим пятьдесят четыре парусника. Знатоки насчитали одиннадцать больших кораблей, принадлежащих флоту ее величества; шестнадцать с высокими надстройками, поставленных Лондонским Сити; семь — собственность самого лорда Хоуарда и двадцать, размером поменьше — из различных портов Ла-Манша. За всеми тянулись шлюпки, и каждый корабль имел охранение из маленьких крепких пинасс.

Далеко оторвавшись от своего сопровождения; шел «Королевский ковчег». Построил его сэр Уолтер Ралей, назвав сначала «Ковчег Ралея», но потом подарил корабль королеве — более чем просто галантный жест. Все узнали великолепное королевское трехцветное красно-сине-золотое знамя, развевающееся с марса фок-мачты, вице-адмиральский вымпел, полощущийся на гроте, и знамя с крестом Святого Георгия — на бизани.

С обрасопленными наконец парусами «Морской купец», к удовлетворению Уайэтта, показал, на какую способен скорость, и быстро занял свое положение в кильватере судна, идущего за вымпелом Дрейка.