Те, кто видел это зрелище, не уставали рассказывать о том, как эти высокие синие, желтые и красные корабли маневрировали под надувшимися белыми парусами. Как раз в тот самый момент, когда «Месть» оказался на траверзе «Королевского ковчега», был спущен вице-адмиральский вымпел Дрейка, а минутой позже и адмиральский вымпел лорда Хоуарда, трепеща, опустился на палубу «Королевского ковчега».

Совершенное искусство мореплавания позволило двум эскадрам одновременно оседлать свой ветер: Дрейк, поскольку заново стал подчиненным, ушел под ветер, Хоуард Эффингемский привел свои корабли к ветру. Весь узкий пролив заполнили суда всевозможных тоннажей. От бортов «Мести»и «Королевского ковчега» отвалили адмиральские шлюпки и салютовали друг другу дружным выбросом весел на валек. На «Мести» бывший вымпел Хоуарда был теперь привязан узлом к фалам, а вымпел Дрейка — к фалам «Королевского ковчега». Один, за ним другой бортовой залп прогремели салютами при появлении на носу «Королевского ковчега» адмиральского флага. И снова ухнули залпы, многократным эхом прокатываясь среди холмов, когда развернулся и поплыл над «Местью» флаг Верховного главнокомандующего.

Как писал Хьюберт Коффин своей жене, «это была впечатляющая, точная и изящная церемония в честь создания могущественнейшей армады, когда-либо появлявшейся под крестом Святого Георгия».

В порту в тот же самый день пополудни можно было видеть судовую шлюпку «Морского купца», медлительно подплывающую, к галиону «Коффин». На кормовой банке сидел Генри Уайэтт, и озабоченность на его лице объяснялась двумя серьезными обстоятельствами.

Когда Хьюберт Коффин радушно принял капитана Уайэтта у себя в каюте, последний высказал то, что лежало у него на душе: он остро нуждается в честных, отважных матросах. Никуда не годится командовать хорошо оснащенным для плавания кораблем, когда у него такая ненадежная и плохо обученная команда олухов, которым нельзя довериться, чтобы переплыть даже узкий пролив; не может ли его старый друг и товарищ по плаванию поделиться с ним, дать ему хоть немного надежных парней из Северного Девона?

— Мне очень печально, — отвечал хозяин галиона и сочувственно положил руку на плечо Уайэтту, — отказывать тебе, Генри, ведь я знаю, как велика твоя нужда. Но на прошедшей неделе я потерял шесть хороших матросов, заболевших оспой у меня на борту. А пару дней назад еще два хороших парня из Ильфракума сильно пострадали в кабацкой драке. Поверь мне, Генри, я действительно в затруднении насчет укомплектования моей команды.

— Тогда, ради Бога, Хьюберт, скажи, что мне делать? В лучшем случае у меня только половина экипажа.

— В таком же положении большинство частников. Не выпьешь со мной чарочку мальвазии?

Они посидели немного в темноватой прохладной каюте галиона, просторной по сравнению с каютой капитана фрегата, однако лишенной дорогостоящих драпировок, портьер и тех витиеватых резных украшений, обычно встречающихся на судах его класса и тоннажа. Наконец Коффин упомянул о благополучном приезде Кэт в Портледж и о том, что в этом году весенние посадки обещают большой урожай. И вот после глубокого вздоха он сообщил:

— Я разговаривал с сэром Френсисом по вопросу королевского прощения для тебя и старшего артиллериста Хоптона.

— И что сказал адмирал?

Морщина пробороздила лоб сквайра Коффина.

— Признаться, довольно немного — его занимали планы приветствия милорда Хоуарда, но, мне кажется, он отнесся серьезно к вашим прошениям. Буду честным с тобой, Генри, трудно быть уверенным насчет того, насколько внимательно он выслушал мой рассказ о злой и несправедливой судьбе, что выпала на долю твоих родителей.