— Дьявол! — резким дребезжащим голосом выпалил его спутник, очень элегантный джентльмен в дублете и французских штанах — брэ, где красный цвет бургундского вина совмещался с серебристым. — Так вот почему пять судов до сих пор еще не вернулись.

Яростная ругань и проклятия зазвучали на близлежащих торговых судах, как только почти невероятные новости об эмбарго испанского короля разнеслись с одного судна на другое зычными матросскими глотками. Вскоре эта весть достигла берега и со скоростью огня Святого Антония распространилась от Биллингсгейта — большого рыбного рынка, до отмелей Смартс-Ки, а оттуда через Лондонский мост вверх по Рыбной улице в те притоны порока, из которых состоял район Колд-Харбор — Холодной Гавани. Носильщики, таскающие кувшины питьевой воды из Доугейта, быстро донесли дурные вести до Квинхайта, Падлдока и пристани Павла.

Наконец на борт прибыла строго одетая делегация Торговой компании, которая оставила свою шлюпку покачиваться рядом с лодкой начальника порта. Кислыми выглядели эти упитанные купцы, когда в свою очередь убедились в причине возвращения «Первоцвета» без ожидаемой прибыли.

Начальник порта пристально вгляделся сначала в Джона Фостера, потом в его мускулистого рыжеволосого помощника.

— Эй, полноте, добрые мои друзья. Что касается этого дела с приказом, полученным коррехидором, уж вы, часом, не приукрашиваете ли факты? Ведь вы обвиняете его королевское величество Испании в поступке таком непристойном, таком нерыцарском.

На это Фостер хмыкнул, сплюнул через борт и сказал:

— Неудивительно, почтенные господа, что такое эпическое предательство вызывает у вас сомнение. Однако у меня имеется доказательство. Генри, прошу тебя, принеси-ка его сюда.

Когда начальник порта прочитал перевод полученного коррехидором приказа, уже изрядно помятого и с пятнами от воды, его худощавые плечи зловеще напряглись, и он прорычал:

— Клянусь ранами нашего Спасителя! Такое невиданное мошенничество выходит за всякие рамки!

Тонкие губы сэра Френсиса Ноллиса сложились в улыбку, выражающую жестокое удовлетворение.

— Нет, друг мой, намерения испанцев здесь ясны как Божий день.

Ноллис прочел до конца и с величайшей аккуратностью сложил письмо.

— Капитан Фостер, прекрасное, доблестное дело то, как вы вырвались на свободу, но еще лучше то, что привезли Дрейку, Хоукинсу, Уолсингему и остальным твердое доказательство, которого они жаждали, — что «Английское предприятие», о котором ходят слухи, вовсе не бабушкины сказки, в чем хотели бы уверить ее величество мой лорд Уильям Беркли и посол самого католического короля сеньор Мендоса.

— Так-то оно так, — резко подхватил сэр Питер Уолтам, самый старший из членов Торговой компании. — У вас теперь есть доказательство, но как быть с нашими пропавшими товарами и конечно же с теми английскими моряками, которые гниют в подземельях Святой инквизиции?

Сэр Френсис Ноллис бросил взгляд на «Бонавентур»и коротко распорядился:

— Капитан Фостер и вы, Уайэтт, немедленно готовьтесь сопровождать меня. — Он холодно ухмыльнулся и добавил: — Вас, мастер Гудмен, я оставлю, с тем чтобы вы сообщили своим нанимателям подробности этого вероломства, которое так жестоко опустошило их кошельки.

Теперь шлюпка капитана порта, приводимая в движение восьмеркой дюжих, хотя и дурно пахнущих, гребцов, направилась к крупнейшему судну на реке — кораблю ее величества «Бонавентуру». За время их короткой поездки через Лондонский Пул контр-адмирал сэр Френсис Ноллис, сухощавый мужчина с лошадиным лицом и глазами холодными и серыми, как зимний лед, непрестанно донимал офицеров «Первоцвета» своими вопросами.