|
Голос его звучал необычно — сухой и низкий, не намного звонче шепота. Тем не менее в нем явственно сквозило сознание собственной власти. — Пожалуйста, зовите меня Нора, — растерянно пробормотала она. Столь сердечный прием застал ее совершенно врасплох. — С удовольствием, — кивнул Годдар и, деликатным, почти женским жестом вытащив платок, откашлялся в него. — Прошу вас, садитесь. Но прежде взгляните на эти горшки. Любопытно, не правда ли? Он сунул платок в карман. Нора приблизилась к столу. На нем стояло двенадцать расписных горшков. Все без исключения они представляли собой замечательные образчики древней керамики из долины Мимбрес в Нью-Мексико. Три из них покрывал геометрический рисунок, простой и эффектный, еще по двум бежал узор из стилизованных насекомых — жуков и сверчков. На остальных с потрясающей точностью пропорций изображались человеческие фигуры. В донышке каждого сосуда виднелось аккуратное отверстие. — Восхитительные экземпляры, — прокомментировала Нора. Годдар собрался произнести какую-то фразу, но вновь закашлялся и ему пришлось отвернуться. На столе загудел коммутатор. — Доктор Годдар, пришла миссис Хенигсбаух, — раздался голос секретарши. — Пригласите ее. Нора бросила на него вопросительный взгляд. — Прошу вас, останьтесь. — Годдар указал на стул. — Наш разговор с миссис Хенигсбаух займет всего несколько минут. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась дама лет семидесяти. Нора моментально распознала в ней представительницу высшего общества Санта-Фе. Любая черточка ее поведения свидетельствовала о богатстве: и фигура, невероятно стройная и подтянутая, и загорелое, почти лишенное косметики лицо, и изящное, хотя и скромное на вид, ожерелье племени навахо, красовавшееся поверх шелковой блузки. — Эрнест, как я счастлива тебя видеть! — воскликнула дама. — Очень мило, что ты заглянула ко мне, Лили, — ответил Годдар и добавил, указав на Нору: — Это доктор Келли, ассистент профессора. Новая гостья, едва удостоив взглядом сотрудницу института, повернулась к столу. — А, отлично. Вот они, те самые горшки, о которых я тебе говорила. Годдар кивнул. — Мой оценщик заявил: они стоят никак не меньше пятисот тысяч. Говорит, это большая редкость. К тому же они в превосходном состоянии. Ты же знаешь, Гарри всю жизнь коллекционировал подобные вещи. И он хотел, чтобы после его смерти эти горшки были переданы вашему институту. — Да, превосходные образцы… — Превосходные — это слишком слабо сказано! — перебила дама, проведя рукой по безупречно уложенной прическе. — Подобную красоту необходимо выставить на всеобщее обозрение. Я знаю, что в твоем институте нет музея, открытого для публики. Но для таких ценных экспонатов, как эти горшки, можно что-нибудь придумать. Например, устроить выставку в административном корпусе. Я уже говорила с Симмонсом, моим архитектором, и он набросал план. То, что у него получилось, мы пока условно называем павильоном Хенигсбаух… — Лили, — перебил Годдар. В тихом его голосе послышались властные нотки. — Я уже говорил, мы глубоко признательны твоему покойному мужу за оказанную честь. Но боюсь, мы не сможем принять его дар. В кабинете повисло молчание. — Прости, я не вполне тебя поняла, — ледяным тоном изрекла миссис Хенигсбаух. |
