— Здравствуйте, Борис Михайлович. — Главврач с легким, немного неуклюжим поклоном протянул руку. — Пойдемте ко мне в кабинет. Там нам будет удобнее разговаривать.

— О чем? — резко бросил Давыдов, уверенно двинувшись к лестнице. — Как состояние Глеба?

— Он… — главврач поспешил за Давыдовым, махнув молодому врачу рукой, чтобы тот следовал за ними. — Пока еще трудно сказать с полной уверенностью… Вот, собственно, я пригласил лечащего врача, узнав о вашем приезде.

Давыдов резко остановился и повернулся к главврачу. Он сразу уперся властным взглядом в молодого врача, отметил его красные глаза и бледное лицо.

— Вы? — спросил он врача. — Почему так выглядите? Пили?

— Я после ночного дежурства, — раздраженно ответил врач. — Подняли вот, специально из-за вас. Чтобы состояние вашего родственника описать.

— Он мне не родственник, — оборвал врача Давыдов. — Каково его состояние?

— Сотрясение мозга, повреждение мягких тканей головы.

— Что вы подразумеваете под сотрясением мозга, какова тяжесть травмы? — начал распаляться Давыдов.

— Под сотрясением мозга, — ледяным тоном ответил молодой врач, — я подразумеваю закрытое механическое повреждение тканей и органов, характеризующееся нарушением их функций, но не приводящее к ярко выраженным изменениям их формы и строения.

Но тут главный врач вовремя понял, что врач просто язвит, цитируя симптоматику.

— Борис Михайлович, — топливо заговорил он, оттеснив плечом врача, — мы тщательно обследовали пациента и не нашли поводов для серьезных опасений. Пройдемте в мой кабинет, там нам будет удобнее разговаривать. А то мы тут посреди коридора стоим…

Наконец главврачу удалось остаться наедине с Давыдовым в своем кабинете. Он снова принялся извиняться за интонации своего врача, но чувствовалось, что это не единственное, что беспокоило руководителя медицинского учреждения.

— Видите ли, Борис Михайлович… — Главврач снял очки и принялся вытирать носовым платком потный нос. Он подслеповато щурился, и от того, что не мог встретиться взглядом с депутатом, ему было легче говорить. — Видите ли, в подобных случаях мы обязаны сообщать в полицию. Налицо нанесение тяжких телесных повреждений, а это, сами понимаете. Есть перечень…

— Я понял вас, — прервал собеседника Давыдов.

Он чувствовал некоторую неловкость из-за того, что не помнил его имени и отчества. Переспрашивать не хотелось, потому что это было бы похоже на попытку установления какого-то неформального контакта, нарушение дистанции. Давыдов любил дистанции, тем более он сейчас чувствовал, что разговор перейдет в иное, не совсем приятное для него русло.

— Я понял вас, — повторил Давыдов, — и тем не менее прошу вас этого не делать. Никакого нападения не было, не было преступления. Это просто несчастный случай, уверяю вас. Если сейчас вы сообщите в полицию, то неизбежной окажется проверка, об этом узнают журналисты и раздуют череду «жареных» фактов. Мне это совершенно не нужно. С полицией я все улажу, если это будет необходимо. И если к вам претензии возникнут, то и это я улажу. Я даже подумаю, чем помочь вашему учреждению, но это попозже, сами понимаете, что мне сейчас не до этого.

И тут он понял, что сболтнул это зря. Давыдов вроде бы признался, что криминал все-таки имел место. Может, главный врач этого не заметил?

— Значит, состояние пациента в пределах нормы?

— Да, конечно, — поспешно и немного облегченно ответил главврач, обрадовавшись, что разговор на скользкую тему закончился.