Изменить размер шрифта - +
 — Видишь ли, Алехандро, когда в твоем распоряжении огромнейший выбор вин, надо стремиться к тому, чтобы перепробовать их как можно больше, и только после этого отобрать самые подходящие для десерта.

Голос его смягчился, в нем появилась легкая ирония; он вспомнил свою пылкую юность и то невменяемое состояние, в которое его приводили унизительные отказы.

— Алехандро, я тебя уверяю: ты в нее не влюблен. Просто это твоя первая женщина, и вполне естественно, что ты ею увлекся. Эйха, кто из нас не привязывался к первой любовнице? — Он улыбнулся, вспомнив Тринию, сложенную как богиня и щедрую на ласки. — Но придет другое время, появится другая женщина, и ты поймешь разницу.

— Единственная? Единственная женщина, патро?

— Единственная, — задумчиво подтвердил Бальтран. — Однажды я это понял. Мгновенно.

— И это была не мама?

— Эйха, нет… Алехандро, я очень хорошо отношусь к твоей матери, уважаю ее, даже восхищаюсь ею. Но все-таки по-настоящему я любил не ее. Та женщина давно умерла.

— Умерла? — переспросил ошеломленный наследник.

— Рожая мальчика, который мог бы стать тебе братом. Герцог поднял голову, бросил взгляд на солнце. Та боль давно прошла.

— Регретто, фильхо мейо, но мне надо освежиться. Скоро нас почтут визитом послы Пракансы, не могу же я выйти к ним в таком виде.

— Праканса? Думаешь, предложат переговоры?

— Предъявят требования, — сухо ответил отец, поворачиваясь к Палассо. — Пракансийцы только и умеют что требовать.

— Патро, а чего они хотят?

Бальтран помолчал, затем хлопнул сына по плечу.

— Фильхо мейо, тебе еще рановато забивать этим голову. Ты теперь мужчина, вот и получай удовольствие. А с тонкостями дипломатии я еще успею тебя познакомить.

 

В тишине и уюте солярия, хранившего память о множестве приятных и поучительных бесед с Артурро Грихальва, Раймон стоял, опираясь на пилястр, и с напускной беспечностью взирал на сидящего в кресле человека. Тот в одной руке держал полный кубок вина, а другая, со сложенной в чашечку ладонью, то и дело подкидывала цепочку и Ключ, как подкидывают монету, проверяя ее полновесность.

Раймон сложил руки на груди, плотно прижался лопатками к штукатурке. Такая поза помогала ему скрывать нервное напряжение.

— Это будет Отавио?

Сидящий задумчиво скривил губы, после чего со вздохом кивнул.

— Альтернативы не вижу.

— Но он — не Артурро.

— Таких, как Артурро, не было, нет и не будет. Тави мне нравится не больше, чем тебе. Но, я думаю, с обязанностями Премио Фрато он как-нибудь справится. Ведь он далеко не дурак.

— Но он узколоб. Высокомерен. Не замечает, как меняется мир, опасается перемен.

— Эйха, Раймон, для старика это-дело нелегкое. — Дэво ухмыльнулся — он был на восемь лет старше Раймона. — В его годы и тебе не захочется перемен.

Раймона эта перспектива ничуть не успокоила.

— Сомневаюсь.

Дэво перестал улыбаться.

— Так-так… Что ты предлагаешь?

Несколько мгновений Раймон колебался, потом отошел от пилястра и направился к высокому стрельчатому окну. Через него в комнату тек аромат цветущего винограда — густой, как дешевые духи, столь охотно приобретаемые крестьянками — кампонессас — в праздники. К запаху цветов примешивался пьянящий дух скошенной травы — во внутреннем дворе трудились садовники. Летняя жара и обилие влаги в почве и воздухе — что еще нужно растениям? Другие семьи в самую жаркую пору перебирались за город, но Грихальва — никогда.

Быстрый переход