— Опять эти „обезьянки“, — засмеялась тетя Аня, поставив передо мной на стол кружку с питательной жидкостью.

Я посмотрела в полускрытое занавесками окно и поморщилась: через расчищенную для лагеря площадку воровато пробиралось небольшое, похожее на десятилетнего ребенка, существо с низким лбом, выпученными, лишенными ресниц, белесыми глазами и большим безгубым ртом. Кожа у него была противного синюшного оттенка, и пахли оно вблизи каким-то мускусом, от которого меня воротило.

— Ты пей, пей, тебе полезно, — тетя Аня подвинула ко мне кружку.

Я погладила живот, с ужасом вспомнив сегодняшнее утро. Проклятый токсикоз не дает покоя. А здесь ни врачей, ни медикаментов почти нет, только Сташек с его извечным „организм должен справляться сам“. И угораздило же меня забеременеть именно на этой планете.

— Спасибо… — прошептала я, пригубив кисловатый напиток.

Существо заглянуло в окно. Тетя Аня фыркнула на него и засмеялась, когда „обезьянка“ в панике ринулась к лесу. Мне было все равно. Я уже начала привыкать к местным аборигенам, как к части окружающего ландшафта, а также к их любопытным взглядам, к их похожему на кваканье языку, на который Сташку и его команде пока не удавалось настроить переводчик.

— Скоро мы начнем их понимать, — говорил мой муж, азартно щелкая кнопками на панели управления.

Я лишь пожимала плечами и шла в нашу „столовую“, поболтать с тетей Аней и, временами, помочь ей на нехитрой кухне.

Раз в неделю, по ночам, чтобы не пугать местных жителей, огромной птицей проносился над лесом продовольственный челнок, скидывая для нас нехитрый груз. Там была еда в знакомых до боли небольших контейнерах, необходимая одежда, заказанные мужчинами инструменты, лекарства, батареи для коммуникаторов, изредка — новая аппаратура. Чего-то там еще, я особо не интересовалась. Груз распаковывали мужчины, в ночь доставки в лагере царило радостное оживление.

Временами пробуждалась хриплым голосом рация. Сташек долго и нудно кому-то отчитывался об успехах и неудачах, получал новые указания и вновь склонялся над панелью управления. Судя по его вечно довольной мине, изучение „квакающего“ народца ему очень нравилось.

Натали весь день отсыпалась, появлялась лишь под вечер, запасалась в столовой „жрачкой“ и вновь пропадала. На мой вопрос, за что ей, собственно, платят, Сташек ровно ответил:

— Мужчинам в экспедиции нужна сексуальная разрядка. Натали для этого вполне подходит и внешне и… гм… внутренне. Она глупа и ограничена, как амеба, но для таких дел ума и не надо. Нашему начальству легче платить ей, чем покупать для сексуальных услуг специального робота.

— И ты тоже к ней ходишь? — зло спросила я.

— Мои потребности прекрасно удовлетворяешь ты, моя дорогая. О! Нашел!

Проигнорировав мой ступор, он с радостными криками вылетел из барака и побежал к курившим у леса мужчинам. С того дня наши карманные переводчики освоили кваканье местных жителей, и мой муж начал днями, а то и ночами пропадать среди странных синюшных аборигенов.

— Они такие забавные! — с восторгом говорил он. — Их язык прост на первый взгляд, и в то же время… и кожа странная, на ощупь как пергамент, гораздо лучше приспособлена для местного климата, чем наша. А зубы… даже у стариков в отличном состоянии!

Мне было все равно. Ночами, сидя в пластиковой коробке, я чувствовала, как тьма надвигается на грудь и давит, давит… Тогда я выходила на улицу, стараясь отдышаться в теплом, пахнущем пылью воздухе и вспоминала родной дом.