|
Его взгляд все чаще задумчиво останавливался на Косте. А на лице застыл недоуменный вопрос — что происходит? Если бы только Костя знал! Сутки они кружили на одном месте. Провели ужасную ночь под открытым небом, клацая от зубами холода и ожидая каждую минуту нападения «дантая» или «рока судьбы». От страха сожрали все сало и весь хлеб. А когда на следующий день вышли на странные следы да еще наткнулись и на кучу хабара, Бараско понял, в чем дело: — Ты все выбросил? — спросил он с подозрением. — Все… — не очень уверенно ответил Костя. — Точно? — У меня ничего нет, — сказал Костя, отойдя на всякий случай в сторону. — Покажи! А ну покажи, кому говорят! — Бараско сделал по направлению к Косте угрожающий шаг. Костя, наверное, с ним бы и справился, если бы выдержал первые секунд тридцать. Но проверять это предположение он не собирался. Зачем бегуну меряться силами с боксером, все равно проиграешь, подумал он, пусть даже я и выносливее. Пришлось распахнуть телогрейку. — А это что?! — Полосатый камень… домой возьму… Хабар действительно был красивым. Переливчатым, с красно-бурыми полосами всех мыслимых и немыслимых оттенков. Он был создан, чтобы прекрасно смотреться на книжной полке и удивлять девушек, которые забредали к Косте. Костя готов был сочинить любую фантастическую историю, лишь бы только завлечь их в свою берлогу, хотя мало-мальски грамотный геолог объясни бы ему, что полосатость обусловлена различными окислами железа и других минералов и что такие камни образуются там, где столетиями просачиваются грунтовые воды. Бараско саркастически рассмеялся: — Не собирай в этой пустыне ничего. А если берешь, спрашивай у меня, — и выкинул полосатый камень в овраг. — Зачем же ты его выкинул! — возмутился Костя и готов был бежать за камнем. — Такой красивый! — Это не просто красивый камень, а хабар, который морочит голову. Водит людей кругами по пустыне, пока они не погибают. — Не верю! — уперся Костя. — Ну иди посмотри, — усмехнулся Бараско. Костя пошел и посмотрел. Самое удивительное заключалось в том, что камень вдруг сделался серым, неприметным, как и другие камни. Совесть заела, что ли? Только какая совесть у хабара? — Ну что, убедился? — спросил Бараско. — Убедился… — вздохнул Костя и с потерянным видом стоял перед ним, как ученик перед учителем. — Я больше не буду… — Ну слава богу, — терпеливо согласился Бараско. — А теперь идем в город. Только он это сказал — город перед ними и открылся: заводские окраины, трубы, какие-то заводы и телевизионные вышки. В общем, индустриальный пейзаж. А за ним море — синее-синее, бескрайнее-бескрайнее, до самого горизонта. Море, которое еще никто не исследовал. Если бы Костя прибыл в Дыру не на бронепоезде и не насмотрелся на чудеса пустыни с ее хабаром, то и не поверил бы, что это Дыра. Скорее, все та же Зона — человеческая и понятная, правда, с морем, которого, естественно, в земной Зоне не было. Хотел он расспросить Бараско, да взглянув на его сердитое лицо, передумал. Дальше они шли с помощью гаек. Бараско зря не рисковал. И хотя после Зоны со всем ее хитроумием. Дыра казалась им детской песочницей, Бараско терпеливо бросал и бросал гайки, пока не добросался: земля на перекрестке вздыбилась до небес в виде вихря, и бежали они без оглядки так, что свистело в ушах. В довершении ко всему их обстреляли откуда-то из развалин. Костя так и не спросил, что это был за вихрь: вначале было не до этого, а потом забыл. Какая, в принципе, разница?! Может, прямо в «дровосека» гайкой заехали, а может, так среагировал «аттракт»? — Сволочи! — выругался Бараско, облизывая губы и сплевывая вязкую, как замазка, слюну. |
