|
Пусть тащат таким, подумал он, больше ни шага не сделаю. Подошел Давыдов: — Сейчас передохнете, и еще километра три до тех окраин. Он не признал в вознице капитана Березина, который его изображал, нарядившись в его же одежды. Сам возница давно перекочевал на острые скалы во время суматохи. — Хорошо, — ответил Бараско, хотя его левая рука застыла на цевье автомата, лежащего в телеге. Ему не терпелось разрядить его в вождя-предателя. Как он ловко спелся с америкосами, думал Бараско. Давыдов, сияя, как медный тазик, ушел, сказав напоследок: — Я буду сам руководить разгрузкой. — Что ты делаешь? Что ты делаешь? — зашипел Бараско. — Лошадей жалко, — ответил капитан Березин, разрезая подбрюшники и снимая хомуты. — Брось!.. Брось!.. Березин уперся, и они стали пререкаться. Мимо проезжали телеги. Туземцы в них были измучены и ни на что не обращали внимания. В довершении ко всему синхронно запели «кудзу»: здесь, там и в отдалении, ни разу не сбившись в какую-то механистичной и синхронной мелодии. Все остальные звуки пропали, смолкли перед величием чарующей музыки хорала улиток. Костя пополз в сторону. Ему страшно хотелось спать и одновременно он был возбужден от мысли, что участвует в жуткой затее. Это же глупо, думал он, взять и просто так разбросать ловушки. Я не хочу, чтобы кому-то оторвало ногу или кто-то заживо сварился в «аттракте». Но ведь именно это я и делаю вместе с Бараско и капитаном. Я хочу домой, хочу, как все нормальные люди, ходить к девяти на работу, просиживать штаны в теплом, сухом помещении, где тебя никто не преследует, где безопасно, уютно. А еще наше метро! Как приятно трястись в нем. Я раньше не обращал внимания. Всю жизнь буду ездить в метро! А еще мне не нравится, когда в меня стреляют, а когда меня хотят съесть мерзкие непонятные сущности, пришельцы с других планет, меня охватывает ужас. Когда же все это кончится?! Костя сел и огляделся. Впереди, как ртуть, петлями мерцала река Припять, а за ней на фоне закатного небо возвышались гигантские трубы ЧАЭС и Саркофаг. Все мертвое, бессловесное и главное — бессмысленное. Ведь сколько бы мы здесь ни толклись, ни производили разные свои действия, все равно ничего не изменится, все равно мы ничего не поймем, словно нас втянули в бесконечный хоровод событий, из которого выйти невозможно. Это выше нашего сознания. Нет цели — конечной и понятной, словно она вне понимания человечества. Это человечество пытается создать ситуацию и приспособить ее под себя, а цели нет. На самом деле, все крутится и без нас, словно ничто не имеет смысла! Как я устал! «Кудзу» смолкли — все сразу, как одна. Должно быть, они переводили дыхание. — Костя, ты где?! — спохватился Бараско. — Я здесь! — ответил Костя и пополз назад, как верный пес. — Держи! — Бараско бросил на землю оружие и разгрузку с рожками. — Уходим! — А как же?.. — Костя, покачиваясь, встал на четвереньки. Спина отваливалась. Руки не слушались. В голове царил бардак. — Все уже! Костя не понял, что значит «все уже». Он распрямился и, едва переставляя ноги, подошел к телеге. Невдалеке стояли усталые лошади и с укором смотрели на людей. — Кыш! Кыш! — сказал Костя и заглянул в телегу. Контейнер с «дровосеком» был вскрыт, и сквозь испаряющийся азот Костя разглядел металлические шары. «Вихри» даже не распаковали. Не сочли нужным. Достаточно было одного «дровосека». А их было не меньше сотни. — Идем же! — потянул его за собой Березин и с каким-то сладострастием добавил: — Сейчас рванет! Зачем? — тупо подумал Костя. Зачем? Уничтожаем туземцев только потому что у них вождь-ренегат, только потому что сюда приперлись американцы. |
