|
А Венгловский с подозрением стал приглядываться к клеткам, накрытым брезентом, внутри которых кто-то тревожно завозился и запищал. — А знаете что? — сказал Лео Гиббард, голландский коллега Яблочникова, высокий и худой, похожий на Поганелля. — Мы ведь сделали научное открытие! — Нет, это я сделал научное открытие! — вдруг закричал Александр Ген, обращая лицо к равнодушному звездному небу. — Я! Я! Целый день просил вот этого психа, — он показал на Калиту, — поймать хотя бы одного «гемуса». А теперь вы пришли и украли у меня научное открытие! Наступила тишина. — Коллега, речь идет об открытии морового значения, — напомнил Лео Гиббард. — А вы помните, что Эйнштейн сказал? — Что? — Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе. Тогда из вас что-то получится! Вообще-то, ты прав, — согласился Яблочников. — Идеи надо забивать в журналах и на форумах в виде статей. — А мне как раз и не хватает материальных находок, — сказал Ген. — Я ведь теоретик. Если бы я открыл «гемуса», это прибавило бы мне веса в глазах мирового научного сообщества. Лео Гиббард промолчал, не поняв и половины из того, что счел нужным сообщить Ген, а Яблочников осуждающе покачал головой. — Саша, — примирительно сказал он, — на твой век открытий хватит. Здесь с тобой никто не может сравниться. — Да, это так! — согласился Ген. — Но я!.. — Я говорю, хватит. Поверь, я знаю, о чем говорю. Зайди в любые развалины и посиди неподвижно. И ты увидишь непознанное. Кстати, некоторые феномены стали проявляться за границей Зоны. — Твоими устами да мед пить, — не поверил Ген. — Сидел я в этих развалинах. Ну и что?! Дайте хоть сфотографировать! — Это пожалуйста! — профессор поднялся и откинул с клеток брезент. Всего клеток было четыре. В каждой сидело по «гемусу». Ген стал ахать, бегать вокруг клеток и щелкать фотоаппаратом. Вспышка то и дело разрезала темноту. Чем больше он фотографировал, тем тревожнее становился профессор Яблочников, а Пантыкин на всякий случай запустил сразу две ракеты. — Хватит, — попросил Яблочников. — Днем наснимаешь еще. Сейчас опасно. — Ладно, — подчинился Ген и уселся на место. — Подаришь мне одного? Профессор Яблочников тяжело вздохнул: — Понимаешь, не могу. Ну не могу, и все! Мы к этой экспедиции три года шли. Извели кучу денег. Я инфаркт получил. Один переход Зоны чего стоил. Воякам столько отстегнули! Артемьева потеряли! Вера Григорьевна всхлипнула: — Это я во всем виновата! Яблочников рассказал: — Вел нас контрабандист по имени… — Дай я догадаюсь, — прервал его Калита, — Хемуля?! — Да, этот тип, — кивнул профессор Яблочников. — Он же Иван Перчеклин. Довел нас, понимаешь, до городской бани и бросил, сказал, что ему нужно сходить к одному типу. Это не ты, случайно? — толкнул он локтем в бок Александра Гена. — Каюсь, Иван ко мне пришел, — ответил Ген. — Но, клянусь, я ни сном ни духом не знал, что он ведет группу. Ведь его у меня спецназ ждал. Повязали и увели. — Ах, вот как! — воскликнул Яблочников. — Да, не сообразил я, что дело швах. Хотя чувствовал, ведь чувствовал, что что-то не так идет, словно судьба захромала. Надо было плюнуть на все и вернуться домой. Бог с этими деньгами. В общем, бросил он нас у этой бани, и прождали мы его пять часов. А что такое пять часов в Зоне? Да через час, считай, на тебя уже охотиться начинают все, кому не лень. — Да, это точно, — согласился Венгловский, который сам не раз бывал в подобных ситуациях. Он поэтому и живой остался, что Калита никогда в Зоне под открытым небом не сидел. |
