Изменить размер шрифта - +

     И, конечно, сослуживцы Александра Ивановича, да и сам начальник финсчета товарищ Арников, и не только он, но даже Серна Михайловна, личная

секретарша начальника всего "Геркулеса" товарища Полыхаева, - ну, словом, все были бы чрезвычайно удивлены, если б узнали, что Александр

Иванович Корейко, смиреннейший из конторщиков, еще только час назад перетаскивал зачем-то с одного вокзала на другой чемодан, в котором лежали

не брюки "Столетье Одессы", не бледная курица и не какие-нибудь "Задачи комсомола в деревне", а десять миллионов рублей в иностранной валюте и

советских денежных знаках.
     В 1915 году мещанин Саша Корейко был двадцатитрехлетним бездельником из числа тех, которых по справедливости называют гимназистами в

отставке. Реального училища он не окончил, делом никаким не занялся, шатался до бульварам и прикармливался у родителей. От военной службы его

избавил дядя, делопроизводитель воинского начальника, и поэтому он без страха слушал крики полусумасшедшего газетчика:
     - Последние телеграммы! Наши наступают! Слава богу! Много убитых и раненых! Слава богу!
     В то время Саша Корейко представлял себе будущее таким образом: он идет по улице - и вдруг у водосточного желоба, осыпанного цинковыми

звездами, под самой стенкой находит вишневый, скрипящий, как седло, кожаный бумажник. В бумажнике очень много денег, две тысячи пятьсот

рублей... А дальше все будет чрезвычайно хорошо.
     Он так часто представлял себе, как найдет деньги, что даже точно знал, где это произойдет. На улице Полтавской Победы, в асфальтовом углу,

образованном выступом дома, у звездного желоба. Там лежит он, кожаный благодетель, чуть присыпанный сухим цветом акаций, в соседстве со

сплющенным окурком. На улицу Полтавской Победы Саша ходил каждый день, но, к крайнему его удивлению, бумажника не было. Он шевелил мусор

гимназическим стеком и тупо смотрел на висевшую у парадного хода эмалированную дощечку - "Податной инспектор Ю. М. Соловейский". И Саша ошалело

брел домой, валился на красный плюшевый диван и мечтал о богатстве, оглушаемый ударами сердца и пульсов. Пульсы были маленькие, злые,

нетерпеливые.
     Революция семнадцатого года согнала Корейко с плюшевого дивана. Он понял, что может сделаться счастливым наследником незнакомых ему

богачей. Он почуял, что по всей стране валяется сейчас великое множество беспризорного золота, драгоценностей, превосходной мебели, картин и

ковров, шуб и сервизов. Надо только не упустить минуты и побыстрее схватить богатство.
     Но тогда он был еще глуп и молод. Он захватил большую квартиру, владелец которой благоразумно уехал на французском пароходе в

Константинополь, и открыто в ней зажил. Целую неделю он врастал в чужой богатый быт исчезнувшего коммерсанта, пил найденный в буфете мускат,

закусывая его пайковой селедкой, таскал на базар разные безделушки и был немало удивлен, когда его арестовали.
     Он вышел из тюрьмы через пять месяцев. От мысли своей сделаться богачом он не отказался, но понял, что дело это требует скрытности, темноты

и постепенности. Нужно было надеть на себя защитную шкуру, и она пришла к Александру Ивановичу в виде высоких оранжевых сапог, бездонных синих

бриджей и долгополого френча работника по снабжению продовольствием.
     В то беспокойное время все сделанное руками человеческими служило хуже, чем раньше: дома не спасали от холода, еда не насыщала,

электричество зажигалось только по случаю большой облавы на дезертиров и бандитов, водопровод подавал воду только в первые этажи, а трамваи

совсем не работали.
Быстрый переход