Деревня встретила головную машину приветливо. Но обычное гостеприимство здесь носило довольно странный характер. Видимо, деревенская
общественность была извещена о том, что кто-то проедет, но кто проедет и с какой целью - не знала. Поэтому на всякий случай были извлечены все
изречения и девизы, изготовленные за последние несколько лет. Вдоль улицы стояли школьники с разнокалиберными старомодными плакатами: "Привет
Лиге Времени и ее основателю, дорогому товарищу Керженцеву", "Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона", "Чтоб дети наши не
угасли, пожалуйста, организуйте ясли".
Кроме того, было множество плакатов, исполненных преимущественно церковнославянским шрифтом, с одним и тем же приветствием: "Добро
пожаловать! ".
Все это живо пронеслось мимо путешественников. На этот раз они уверенно размахивали шляпами. Паниковский не удержался и, несмотря на
запрещение, вскочил и выкрикнул невнятное, политически безграмотное приветствие. Но за шумом мотора и криками толпы никто ничего не разобрал.
- Гип, гип, ура! - закричал Остап. Козлевич открыл глушитель, и машина выпустила шлейф синего дыма, от которого зачихали бежавшие за
автомобилем собаки.
- Как с бензином? - спросил Остап. - До Удоева хватит? Нам только тридцать километров сделать. А там - все отнимем. - Должно хватить, - с
сомнением ответил Козлевич.
- Имейте в виду, - сказал Остап, строго оглядывая свое войско, - мародерства не допущу. Никаких нарушений закона. Командовать парадом буду
я. Паниковский и Балаганов сконфузились.
- Все, что нам надо, удоевцы отдадут сами. Вы это сейчас увидите. Заготовьте место для хлеб-соли.
Тридцать километров "Антилопа" пробежала за полтора часа. Последний километр Козлевич очень суетился, поддавал газу и сокрушенно крутил
головою. Но все усилия, а также крики и понукания Балаганова ни к чему не привели. Блестящий финиш, задуманный Адамом Казимировичем, не удался
из-за нехватки бензина. Машина позорно остановилась посреди улицы, не дойдя ста метров до кафедры, убитой хвойными гирляндами в честь отважных
автомобилистов. Собравшиеся с громкими криками бросились навстречу прибывшему из мглы веков "лорен-дитриху". Тернии славы сейчас же впились в
благородные лбы путников. Их грубо вытащили из машины и принялись качать с таким ожесточением, будто они были утопленниками и их во что бы то ни
стало нужно было вернуть к жизни.
Козлевич остался у машины, а всех остальных повели к кафедре, где по плану намечен был летучий трехчасовой митинг. К Остапу протиснулся
молодой человек шоферского типа и спросил: - Как остальные машины?
- Отстали, - равнодушно ответил Остап. - Проколы, поломки, энтузиазм населения. Все это задерживает.
- Вы в командорской машине? - не отставал шофер-любитель. - Клептунов с вами?
- Клептунова я снял с пробега, - сказал Остап недовольно.
- А профессор Песочников? На "паккарде"?
- На "паккарде".
- А писательница Вера Круц? - любопытствовал полушофер. - Вот бы на нее посмотреть! На нее и на товарища Нежинского. Он тоже с вами?
- Знаете, - сказал Остап, - я утомлен пробегом.
- А вы на "студебеккере"?
- Можете считать нашу машину "студебеккером", - сказал Остап злобно, - но до сих пор она называлась "лорен-дитрих". |