– Вот это вряд ли, – вздохнул Бэзил. – Вы же видите, они, так сказать, на смертном одре. А моя левая нога, кажется, уже отмирает. Там, где торчат наружу осколки малой берцовой кости, уже чувствуется гнилостный запах.

Из дорогого, как и весь ее наряд, заплечного мешка она извлекла довольно увесистый рулон тонкой прозрачной пленки, вроде полиэтиленовой. Без церемоний опустилась на колени среди мусора, плесени и экскрементов и начала заворачивать бесчувственную Амери в эту пленку; когда монахиня была упакована, точно вырезка в мясной лавке, незнакомка проделала то же самое с вождем Бурке.

– Да нет, – запротестовал Бэзил, – они пока еще дышат. А так задохнутся до смерти.

– Кожа приносит жизнь, а не смерть, – ответила странная посетительница. – Вы нужны мне живыми. Теперь усните и не бойтесь, когда проснетесь, на вас уже не будет серых торквесов.

Не успел он рта раскрыть, как она и его окутала пленкой, и сон о ней улетел куда-то вместе с Амери, Жаворонком, узилищем и всем прочим.

Пока Фелиция готовилась к взрыву фиорда, Стейн заново переживал свой плиоценовый опыт, как какую-то несостоявшуюся драму.

Все, что он испытал здесь, было еще более диким и ярким, чем та карнавальная шутка, благодаря которой его схватили в расцвете юности, отшвырнули прочь с дороги, сбросили в какой-то колодец; но если подумать хорошенько, жизнь в изгнании оказалась дьявольской фикцией. Кровопускание в Надвратном Замке, лихорадочная вереница снов, достигшая своего апогея во время глубинной коррекции Элизабет и Сьюки, банкет-аукцион, битва со зверем на арене, убийство танцующей хищницы, охота на Делбета – бред! Он ждал, что со дня на день, с минуты на минуту его участие в этом шоу окончится, он снова облачится в костюм викинга и выйдет через временной портал в реальный мир двадцать второго столетия.

Даже сейчас, когда он пошел на поправку и ум его вновь обрел способность оценивать события, какой-то отдел мозга отказывается воспринимать полет на воздушном шаре иначе, как продолжение долгого сна. Там, внизу, раскинулся красочный фиорд с берегами из разноцветной застывшей лавы. Бутафорские вечнозеленые растения свешиваются до самой воды. Маленькие островки с цветущими кустами и манговыми зарослями пестрят там и сям на зеркально-гладкой поверхности. Большая стая розовых фламинго добывает себе пропитание на мелководье.

Чушь собачья! Перед глазами так и маячит плакат:

НАСЛАДИТЕСЬ ДРЕВНИМ СКАЗОЧНЫМ НАСЛЕДИЕМ НА ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЗЕМЛЕ ПЛИОЦЕНА!

Но пока он пребывал среди видений, Фелиция высунулась из корзины и нацелила палец.

Шар окутался защитной метапсихической пеленой. Но вспышка, сотрясение воздуха, облака черной пыли, фонтаны скальных обломков – все это не было бутафорией. Он видел и раньше подобные разрушения. Сам их производил. Взрыв небольшого вулканического образования, выступающего из береговой кромки фиорда, потряс викинга так, как ничто не потрясало с момента, когда он спустился во врата времени. Глазами новорожденного младенца он взирал на вихри пыли и пара, на взбаламученное болото, на трупы птиц. Его сверхчувствительное ухо уловило рыдания Сьюки и взбудораженное хихиканье Фелиции.

Взаправду.

Рука машинально потянулась к проводам управления, увеличив подачу теплого воздуха из генератора. Они стали подниматься, и вскоре уже можно было в полном объеме созерцать сотворенное Фелицией. Фиорд был перегорожен камнями. Наметанным глазом бурильщика Стейн определил: разрушено не менее полумиллиона кубометров вулканической породы.

– Ну что, убедился?! – ликовала Фелиция.

– Ага. – Он отошел от края корзины с вновь возникшим ощущением связанных в тугой узел внутренностей и горечи во рту. Нагнулся погладить дрожащую Сьюки. – Убедился.