– Брайан!
– Он тебя не слышит, – раздался голос Алутейна – Властелина Ремесел.
– Твой друг уже в объятиях Таны.
Раймо отпрянул, сжимая в руках кувшин.
– Ух ты, как жалко! Мы ведь с ним на одном корабле приплыли в Мюрию. И если то, что я слышал о нем и леди Розмар, правда, то… ну, словом, и мучения нам выпали одинаковые.
Алутейн осторожно расстегнул золотой торквес Брайана.
– Нет, Раймо, не одинаковые. Но ни тебе, ни ему не придется больше мучиться. – Он защелкнул торквес у Раймо на шее, сняв с него старый, серебряный. – Думаю, Брайан был бы рад, что на тебе его торквес. Твой мозг поправляется, я там кое-что подлатал, может, среди нас отыщутся более искусные целители. Или… потом.
– Думаете, прорвемся? Думаете, этот чертов стеклянный гроб в конце концов вынесет на сушу?
– Тех, кто наложил ограничения на мои метафункции, уже нет в живых. Теперь, очнувшись, я смогу породить умеренный психокинетический ветер и даже отогнать волны, укрепив стены Реторты. – Он указал на раскиданные тела. – Ты бы помог мне отсортировать живых…
– Не, сперва надо помочь даме, с которой мы щели конопатили.
Раймо ухмыльнулся и отошел. Пол Реторты закачался, и тела вновь покатились в разные стороны.
Властелин Ремесел в последний раз взглянул на улыбающееся лицо мертвого антрополога. Затем, рыча от боли и бессилия, занялся делом.
Она была хорошей пловчихой и храброй женщиной. Употребив свои иссякающие творческие силы, сделала из обрывков своего придворного платья два пузыря и подложила их себе под мышки. Когда солнце наконец засияло на поверхности грязной воды, ей стало плохо, она почувствовала, что теряет сознание.
– Мой лорд! Где ты, Ноданн? – позвала Мерси.
Ответа не последовало. Как тяжело собирать усилия для телепатической речи! Она смертельно устала! Но все же ей удалось снова позвать:
«Ноданн! Ноданн!»
«О, приди, мой демон, ангел света, приди! Разве мы можем умереть не вместе?»
Она кружилась в водовороте. Слабые мысли, далекие, искаженные, щебетали в ее мозгу. Но ни одна из них не была его мыслью.
– Ноданн! – все время шептала она. И только один раз: – Брайан!
Голова откинулась, волосы плыли по воде, словно темные водоросли. Солнце зашло, и стало холодно. Ноги и вся нижняя часть тела онемели. Ее мучила жажда, но, чтобы отделить молекулы пресной воды от соленых, требовалось нечеловеческое усилие. Из всех метафункций творчество более всего подвержено психическому травматизму.
Тогда я умру вместе с его миром, сказала она себе, потому что ничего больше нет, ни света, ни чуда, ни песен.
Слабый желтый свет.
Он мерцал, рос, приближался. Она решила подождать, поскольку лучащееся существо подавало ей знаки, хотя она и не могла разглядеть его своим умственным взором. Спустя, наверно, час оно уже было совсем близко. Она увидела, что это Крааль – большой священный котел, приписанный к Гильдии Творцов. Она вскрикнула:
– Брат-творец! Ты не знаешь, Ноданн жив?
– И это вместо благодарности? – спросил Эйкен Драм.
Он выглянул из котла, протянул руку, усеянную золотыми кармашками, и довольно грубо втащил ее внутрь. Она очутилась рядом с ним на куче искореженного металла, и он, глядя на нее сверху, ухмыльнулся.
– Прости, Мерси, дорогая, я, наверно, сделал тебе больно. Но это не нарочно, сам едва на ногах стою. Лежи спокойно, попробуем тебя подсушить.
– Ты, – сказала она. – Ты жив.
– Угу. Самый негодный из всех. Когда я понял, что нет никакого шанса заполучить это сраное королевство, то предоставил всех самим себе и соткал для себя маленькую воздушную капсулу. |