|
- Ты уж извини, - отозвался он, - но я слишком занят своей сотней. - Брось дурачиться! - крикнул я. - Я серьезно. - Нет, правда? Он бросился ко мне, скользя и спотыкаясь на туфе. - Зайди с другой стороны и хватай его, - распорядился я, не дожидаясь, когда он отдышится. - Там его голова. И не давай ему кусаться, я не хочу, чтобы он нажил гангренозный стоматит. Я продолжал стеречь добычу с тыла, а Джон раздвинул черешки, высмотрел голову удавчика, после чего спокойно протянул свою длинную руку, взял его за шею, осторожно выпутал из листьев и извлек наружу. Удавчик был длиной поменьше метра; преобладающая окраска оливково-зеленая, с тусклыми желтыми пятнами ближе к хвосту. Голова длинная и плоская, почти листовидная. Поглядеть - какой же это удав... Тем не менее мы ликовали, да еще как! За каких-нибудь два часа в такой трудной местности поймать одну из самых редких змей на свете - невероятная удача; еще поразительнее было то, что удавчик, можно сказать, во всем нам содействовал. Мы продолжали охоту с удвоенным рвением. Однако солнце поднималось все выше и выше, жара все усиливалась, латании все упорнее сопротивлялись нам, и в конце концов мы возвратились в лагерь к свежему кокосовому молоку, к арбузам и к раскладушкам, которые на неровном грунте брыкались, словно необъезженные кони. Когда наступила вечерняя "прохлада" и температура упала до каких-нибудь двадцати девяти градусов, так что можно было садиться на туф, не боясь ожогов, мы еще раз прошлись по латаниям, но удача не повторилась. Ночью полил дождь, и потоки воды катили по туфу и через нашу палатку, так что мы чувствовали себя на раскладушках, как на лодках, плывущих по не самому чистому из венецианских каналов. Мы были на ногах еще до восхода и, едва небо окрасилось в зеленовато-золотистый цвет, совершили первую вылазку в пальмовую рощу. Утро выдалось намного прохладнее вчерашнего благодаря свежему ветру. Море пестрело белыми лепестками пены, а в небе плыли армады плоских облаков, которые частенько закрывали солнце, давая нам короткие передышки. Мы трудились три часа подряд и видели множество ящериц, вот только змеи не попадались. На привале, когда мы взялись за апельсины, Джон поделился со мной свежей гипотезой. - Сам посуди, пищи у них вдоволь, - говорил он. - Я уж и не помню, сколько зеленых гекконов и детенышей сцинков видел сегодня, а это все идеальный корм для змей. - Верно, - согласился я, - с кормом проблем нет. - Вот и спрашивается, почему же так мало удавчиков? - продолжал Джон. - Может быть, им трудно находить друг друга среди этих проклятущих латаний, - сказал я с горечью. - А мне кажется, все дело в том, что их детеныши сами служат добычей. - Добычей? Это для кого же? - А для сцинков Телфэра. Я понаблюдал за крупными особями, да ты и сам видел, что они глотают все подряд, от жевательной резинки до апельсиновых корок. Только что на моих глазах сцинк Телфэра уплел довольно большого сцинка Бойера. А удавчики наверно являются на свет не такими уж крупными. Взрослый сцинк Телфэра - это же зверь, а они весь остров наводнили. - Пожалуй, ты прав, я как-то об этом не подумал. - По чести говоря, если мы хотим помочь змеям выжить в диком состоянии, заключил Джон, - следовало бы отловить четыре-пять сотен сцинков Телфэра и перевезти на Ганнерс-Куойн или Флат. - Ну, это уж чересчур, - возразил я, заталкивая кожуру от своего апельсина в рыхлый туф. |
