|
- Это, так сказать, маврикийский Галапагос, - говорил он, улыбаясь. Площадь - всего сто пятьдесят гектаров, а на нем три вида деревьев, три вида ящериц и два вида змей, каких нет больше нигде на свете. Сейчас остров под угрозой, интродуцированные кролики и козы поедают всю растительность. Положение отчаянное, я еще расскажу об этом, когда мы там будем. Пока не решим эту проблему, эрозия будет продолжаться, и тамошние рептилии могут вовсе исчезнуть. - А известно, сколько всего особей насчитывает сейчас популяция ящериц? спросил я. - Ну-у, - Вахаб оттопырил губы, - точное количество установить трудновато, но, по нашим прикидкам, гекконов Гюнтера, сцинков Телфэра и ночных гекконов осталось около пятисот. Что до змей, то земляного удава за последние двадцать лет наблюдали всего несколько раз, так что он, вероятно, вымер. От второго вида уцелело что-нибудь шестьдесят-семьдесят особей. - Надо бы для страховки отловить несколько экземпляров и содержать в неволе, - предложил я. У Вахаба загорелись глаза. - Разговоры о размножении в неволе давно идут, - сказал он. - И в докладе Проктора есть такое предложение, но пока что не нашлось желающих этим заняться. - Я займусь, если вы не против, - отозвался я. - Мы как раз отстроили с этой целью превосходный новый комплекс для разведения рептилий. - Это было бы замечательно, - произнес Вахаб так, словно его только сейчас осенило. - А как вы себе это представляете? - Ну, я предложил бы действовать поэтапно. Попробуем для начала взять наиболее выносливые виды и, если дело пойдет, то в следующем году, когда я приеду, чтобы помочь с отбором кандидата на курсы, продолжим с другими видами. По моему, лучше начать со сцинков и с геккона Гюнтера - он, как я понимаю, покрупнее и покрепче. - Идет, - обрадовался Вахаб. - Я организую для вас поездку на остров Круглый, как только установится погода. А пока Дэйв покажет вам лес Макаби. - Точно, - подхватил Дэйв. - Я как раз хотел попробовать поймать еще одного соколка, вот и проведем там денек. Возьмем с собой сети, захватим мою американскую пустельгу для приманки и попытаем счастья. Места там красивые, даже если ничего и не поймаем. Хотите, завтра же и отправимся. - И покажи ему дерево дронта, - вставил Вахаб. - Что это за дерево дронта? - спросил я. - Потерпите - увидите, - последовал загадочный ответ. И на другое утро мы отправились на денек в Макаби. Чтобы попасть в этот лес, надо пересечь Шампанскую равнину - еще одно знаменательное название. Мы сделали короткую остановку, чтобы осмотреть немногие уцелевшие клочки маврикийской вересковой пустоши. Маленькие выносливые растения образуют уникальную экологическую нишу, и было бы жаль лишиться ее. По всему свету люди уничтожают леса и прочую флору, проявляя преступную расточительность - ведь при нынешнем уровне знаний ничего не стоит истребить виды, которые могут представить огромную ценность для медицины. Оставив позади Шампанскую равнину с красно-черными птицами, которые гвардейцами торчали среди вереска или проносились языками пламени над дорогой, мы на опушке Макаби въехали на неровную просеку. В глубине леса, на поляне, где просека разветвлялась па четыре луча, Дэйв остановил машину, и мы вышли. Озаренные солнцем, в неподвижном жарком воздухе висели, будто вертолеты, золотисто-зеленые мошки с большими переливчато-синими глазами. Время от времени, торопливо взмахивая шоколадными крылышками, мимо пролетала бабочка - ни дать, ни взять престарелая дама, опаздывающая на свидание. Крохотные грозди кремовых орхидей внесли на эбеновых деревьях; со всех сторон нас окружали стройные коричневатые и серебристо-зеленые стволы китайской гуайявы и кусты бирючины, нежные, молодые бледно-зеленые листья которой морщились по краям, словно балетные пачки. |
