– Тише, – прошептал он и взмахнул рукой.

Погасли разом все свечи.

Поднялся дикий визг.

И одна единственная свеча зажглась возле чародея.

Люди с воплем кинулись в стороны, смели всех, кто стоял позади, вжались друг в друга. Милош посмотрел на их перекошенные от ужаса лица, и его губы невольно растянулись в улыбке.

Великая княгиня осталась там же, где была. Она сидела на постели дочери, прижимая к груди Мирославу. Фиофано была простоволоса, одета в одну рубаху. Она не кричала от боли и не рыдала от горя, лицо её оставалось неподвижно и уродливо, точно у мертвеца.

Она смотрела на чародея равнодушно, окаменевшее лицо блестело от слёз. Чёрные с проседью волосы опадали на плечи и касались лба дочери.

– Это сделал ты?

– Нет, Великая княгиня, клянусь тебе в этом. Но я узнал, кто это был.

За спокойствием Фиофано скрывалась страшная буря, куда более страшная, чем гнев самой лесной ведьмы. Милош увидел в глазах княгини холодную беспощадность.

– И этот человек не остановится на содеянном, – продолжил вкрадчиво Милош. – Я думаю, что он отправится за твоим старшим сыном. Он ищет всех наследников княгини Златы… Скажи, Великая княгиня, здесь была маска?

Она не ответила, отвернулась и долго смотрела в сторону. Пугающая тишина повисла в покоях. Люди жались к противоположной стене, выжидая. Милош подумал, что в любой момент они были готовы сорваться с места и бежать прочь. Это странно и страшно. Никогда прежде никто его так не боялся.

– Пресветлый Отец, – позвала негромко княгиня, и из толпы тут же вынырнул низкий крепкий мужичок в храмовой рясе.

– Да, Великая княгиня?

– Покажи чародею записи Горяя.

– Те, что ты приказала сжечь, матушка?

– Те самые.

– Всё исполню.

Фиофано даже не посмотрела на своего собеседника. Нежно она взяла в ладони лицо дочери, расцеловала в щёки, прижала к груди, баюкая любимое дитя.

– И посадите пока чародея под замок, – велела она. – Чтобы не сбежал.

– И в мыслях не было, Великая княгиня, – с почтением поклонился Милош.

Глава 6

Ратиславия, Лисецк

Месяц лютый

Загорелись лампады одна за другой вокруг золотого сола. Дара и Здебора из всех прихожан вошли в храм первыми, раньше них здесь были только сыновья настоятеля, они готовили зал к службе, разносили священный огонь от свечи к свече.

Княгиня задержала внимательный взгляд на побелевших пальцах Дары, крепко сжимавших Писание, и удивлённо повела выбеленной старостью бровью.

Ключница Маланья повсюду следовала за своей госпожой, как дикая птица следила за каждым её жестом, ловила каждый взгляд. Она заметила, как привлекло «Слово на рассвете» внимание Здеборы, и произнесла ядовитым голосом:

– Не знала, что лесные ведьмы молятся Создателю да ещё умеют читать.

– Не знаю, как другие ведьмы до меня, но княгиня Злата, верно, читать умела. Великий князь не взял бы безграмотную в жёны.

Даже если Здеборе и было что сказать о княжеских вкусах, она промолчала и сделала вид, что вовсе не слышала разговора ключницы и ведьмы. Она прошла ближе к солу, остановилась там, где обычно молилась княжеская семья. Дара и Маланья встали позади.

– Третьяна рассказала, что тебе княжеские подарки не пришлись по нраву, – не унималась ключница. – Или в лесу так заведено – сжигать дары?

Ногтями Дара впилась в золочёный переплёт.

– Ты, Маланья, верно, о лойтурском ковре говоришь?

– Это называется…

– Гобелен, знаю, видела немало лойтурских работ в Совине, – приврала Дарина. – Только, как и любой ратиславке, мне всё лойтурское и рдзенское омерзительно, не раз они наши земли кровью поливали.