Выйти из спальни ночью Клара не пыталась, к её комнате снаружи тоже никто не приближался, но из-за двери постоянно доносились шорохи и голоса. Причём, несмотря на то что я никогда не замечал за собой галлюцинаций (даже в самых расшатанных своих состояниях), готов поклясться, что голоса эти были не только женские.

Я встречал пару раз умалишённых. Некоторые из них, особенно те, что верят, будто в них обитает больше одной души, порой пытались вполне правдоподобно имитировать чужие голоса, но никогда ни один из них не мог издать звуков настолько для них от природы не естественных.

И между тем готов поклясться, что по ночам в спальне Клары Остерман не раз звучал мужской голос, но, когда я пытался подглядеть через замочную скважину, не заметил ничего, кроме её мечущегося из угла в угол силуэта.

Клара Остерман слишком хилая и тщедушная, чтобы изобразить такой голос. И слишком маленькая и слабенькая, чтобы убить кого-либо, а между тем в Курганово и Заречье всё завалено трупами.

В Орехово мы не нашли местного доктора, он уехал в деревню и, как нам сказали, вернётся не скоро. В округе подозрение на эпидемию неизвестной болезни, и доктор планировал задержаться на несколько дней.

Но нам неожиданно повезло встретить иностранного доктора, который по удивительному (ни разу не удивительному, но я упорно подыгрывал им поначалу) стечению обстоятельств как раз направлялся в Великолесье.

Итак, назад мы возвращались уже с профессором Афанасьевым и доктором Шелли. Оба – личности интригующие, которых никак не ожидаешь встретить в глуши, подобной Курганово.

Афанасьева я узнал сразу. Это он написал заявление в Первое отделение на Ферзена, и это о нём Остерман и Белорецкий рассказывали в своих записях. Профессор преподавал пропавшему без вести Белорецкому. Видимо, на его поиски он и едет. Клара говорила, что прошлый его приезд оказался безуспешным.

Мне было интересно понаблюдать за ними со стороны, не выдавая себя, поэтому я не спешил представляться сыскарем.

Профессор оказался человеком степенным, на первый взгляд добродушным, очень интеллигентным, ровно таким, каким представляешь себе университетского преподавателя. Он с самого начала, когда подошёл и спросил, не подвезём ли мы его до Камешка (это усадьба по соседству с Курганово), выглядел обеспокоенным, даже встревоженным. Вещей у него с собой почти нет, только небольшой полупустой саквояж.

Доктор Бернард Шелли из Брюфомора – лицо в этом деле новое, незнакомое. Афанасьев рассказал уклончиво, что они познакомились с Шелли в Новом Белграде, доктора спасли с корабля, застрявшего во льдах Океана Ледяных духов. Там он путешествовал с научной экспедицией. Почти весь экипаж погиб, и выжил едва ли не один-единственный доктор.

– Я свалиться профессор на голову! Прямо на голову! – повторил Шелли несколько раз, безудержно хихикая. Видимо, ему очень понравилось это ратиславское выражение. Не помню, есть ли близкое по значению выражение в брюфоморском языке.

Афанасьев и Шелли утверждают, что навещают в Камушке старых друзей, но очевидно, что они приехали на поиски Белорецкого. Если заинтересованность Афанасьева понятна, то намерения Шелли остаются неясны.

Я успел шепнуть Смирнову, чтобы он молчал о нашей работе. К счастью, мы оба надели шубы, найденные в Курганово в хозяйских вещах. Наша форма хороша для столицы, но не спасёт от мороза в долгом пути. В общем, поначалу мы не вызывали подозрений и ничем не выдавали своей профессии, поэтому можно было попробовать разболтать наших новых спутников.

Но Афанасьев будто бы что-то заподозрил и начал нас расспрашивать.

– Вы впервые в Великолесье? – спросил он, стоило нашим саням отъехать от Орехово.

– По нам так заметно? – вопросом на вопрос ответил я.