Вера Степановна стояла у окна в кухне, смотрела на заснеженные деревья, но не видела их. Коньяк не помог.
Чувств, кроме брезгливости, никаких не осталось.
Косов всю жизнь вбивал ей в голову, что мужчина всегда прав, и надо ему подчиняться, но сам он был честным человеком, порядочным. Сейчас она с ним не соглашалась. Мужчина не всегда прав.
Она выпрямила спину, вышла из кухни, подошла к двери сына и постучала.
― Да! Войдите.
Вера Степановна вошла, с презрением и брезгливостью оглядела сидевшего перед ней молодого мужика, который лицом так походил на неё.
― Я потерплю твоё присутствие до твоего распределения, больше не желаю тебя знать. Сегодня, ближе к вечеру поедешь молить у Лены прощения. Исходя из прошлых лет, все собираются где-то к одиннадцати вечера, ты должен прийти раньше, чтобы не устраивать сцены при гостях. Не знаю, какие слова ты найдёшь, но лучше тебе постараться всё исправить, может, Бог тебя простит.
Вера Степановна вышла, плотно прикрыв дверь, прошла к своей кровати, отделённой от кровати Оли ширмой, села и долго смотрела в окно.
Оленька пряталась в ванной, оглушённая новостью, о которой узнала, верила и не верила в то, что услышала. Её Митька, её брат оказался насильником! Безупречный. Ни одного пятнышка. Она мечтала, чтобы её муж был таким же строгим, но добрым и отзывчивым.
Весь мир рушился. В душе она лелеяла мечту, что Лена или отчим одумаются, позовут их к себе, но теперь надежда исчезла. И как теперь относиться к брату? Она все ещё его любит? И стоит ли ей опасаться его?
Она поспешно оделась и вышла на улицу, дома было как в склепе. Тихо, холодно и страшно.
На скамейке у дома сидели два парня, один из них был Серега из соседнего подъезда.
― О, какие люди! Олька, ты меня не помнишь? Вместе в школу бегали, я Сергей, - поднялся он, улыбаясь.
― Помню, конечно! Ты мне рюкзак носил, - обрадовалась Оленька, все лучше, чем дома сидеть.
- Ты так здесь и живёшь с родителями? Чем занимаешься?
Сергей помрачнел, но всё же ответил.
― Да, здесь живу. Работаю в трамвайном депо, укладчиком рельсов, да, знакомься, это Валентин, тоже сосед, только из дома напротив.
Валентин поднялся, огромный, пухлый, чем-то напомнил Оленьке Пьера Безухова. Она всех своих знакомых сравнивала с литературными персонажами или писателями, поэтами, так легче было запоминать.
― Привет! Пойдёмте, суши поедим? Я угощаю. До праздника ещё далеко, а я голоден!
― Оль, пойдёшь?
― Да, я люблю суши.
― У меня булимия, - сообщил Валентин, - врачи говорят, долго не протяну, помру от обжорства. Зато сытым.
И захохотал.
Оля с Сергеем переглянулись и грустно улыбнулись. Шутка была невесёлой.
XXIII. Как не стоит встречать Новый годПетя спросил родителей, когда их ждать, а сам отправился к соседям, может помощь, какая нужна будет. Сидеть и смотреть телевизор было скучно, родители хлопотали над фирменным блюдом, а ему нечем было заняться. Дверь открыла Сорина и умчалась в кухню, сообщив, что Лены нет, а Петя пусть идёт к гостиную и садится за стол, перекусит, чем найдет.
Петя вздохнул. И здесь то же самое, никому не нужен. А Ленка куда ускакала?
Стол ломился от закусок.
Петя положил себе грибов, пока никого нет, решил ловить их на тарелке, пытаясь насадить на вилку сразу несколько штук.
Они с Леной однажды так развлекались, грибы ускользали, они их ловили, главное, нельзя себе другой рукой помогать. Хохотали. Проигравший должен быть съесть кусок торта после грибов. Бр-р, до сих пор противно.
В дверь позвонили. Иван крикнул, чтобы Петя открыл.
Синицын, как держал вилку с двумя грибками, так и пошел открывать. Третий гриб не давался, зараза.
За дверью стоял Дмитрий с букетом роз.
Петя шагнул за порог, правой рукой с зажатой в кулаке вилкой, врезал Косову в лицо, тот покачнулся и упал на ступеньки, спиной съехав по ним. |