— Батяня мой родной, по фамилии Хохряков. Зовут Василий Васильевич. Его многие должны знать. Крупная фигура.

Маша-Кланя испугалась.

— Васька Щуп твой отец?

— Не знаю, какой он щуп, отец точно.

— Давно ты его видел?

— Я его никогда не видел, но надеюсь скоро повидать.

— Зачем он тебе, Савушка?

— Того пока тоже не знаю, да и не твоего ума это дело. Ты подскажи, как сыскать?

Девушка подлила себе водки, выпила и только потом заговорила. Ее сведения были неутешительны, но других Савелий и не ждал. В черном московском омуте было несколько людей, которые всем заправляли. Одни на самом верху, другие пониже, а третьи вовсе на побегушках. Эти люди, сошедшие невесть откуда, держали город в ежовых рукавицах и были все повязаны круговой порукой. Без их ведома ни один торгаш на рынке не имел права чихнуть, не говоря уж о простом обывателе. Многих из них Маша-Кланя пощупала лично, потому что долго кочевала из притона в притон. Маячила на низовых сходняках, а иной раз поднималась до Палас-отеля. Правда, она тогда не была кришнаиткой и обходилась без масти, в одиночку, переходила из рук в руки, как надкусанная вишенка. С Хохряковым судьба ее не сводила, потому что на тусовках он не бывал, держался особняком. Кроме кликухи «Щуп», у него есть и другая — «Кобчик заговоренный». Ни пуля, ни нож, ни отрава его не брали, и всем, кому положено, про это известно. С ним лучше вообще не встречаться на узкой дорожке. Делает бизнес, тралит бабки он с другой крупной шишкой, депутатом Большаковым, которого зовут Мустафа. Неизвестно, кто из них главней. Мустафу Москва боготворит, на всех выборах за него голосовали наравне с Лужком, он заступник и благодетель, на какой-то праздник по его милости весь город бесплатно на метро катался, а вот его верный кореш скрывался в тени, публичности избегал. Он обретался в Зоне, и чтобы его застать, надо попасть туда. Но секрет в том, что кто попал в Зону, обратно не выбирался никогда.

— Ты же там была? — уточнил Савелий.

— Была, — призналась Маша, — но в свите одного банкира. Это разные вещи.

— Расскажи про Зону, — попросил Савелий. — С чем ее едят?

Маша для устойчивости ухватилась за его голую ступню, так и сидела, нахохлясь, как воробышек перед грозой.

— Зона — это вечный праздник на земле. Туда лучше не соваться, Савушка. Там все схвачено и поделено. Тебя там не спицей достанут, кувалдой.

Савелий задумался, и тут в комнату откуда-то с воли вполз пьяный бомж Ешка, а за ним вскоре подтянулась проститутка Люба. В помещении сразу стало тесно. Люба первым делом включила телевизор, а Ешка метнулся к ящику с водкой. До полной компании не хватало только милиционера Володи. Ешка объяснил, что тот опять на дежурстве, и если заглянет, то попозже к ночи.

Пир пошел горой. Ешка сперва дичился Маши-Клани, но немного поправив здоровье, обратился к ней с проникновенными словами:

— Вот, Кланя, — сказал, — хотя ты дьяволица, а побыла с хорошим человеком и враз даже прическа у тебя другая. Так, я думаю, со всем миром произойдет. Он весь когда-нибудь изменится в лучшую сторону. Предлагаю за это тост.

Вскоре после красивого тоста Ешка повалился на пол отдохнуть. Люба не отрывалась от заветного ящика, где вперемежку с латиноамериканскими похождениями симпатичные девушки и юноши без устали рекламировали гигиенические прокладки. Люба всего несколько дней торчала перед телеком, но уже заметно шизанулась. Савелий попросил убавить звук, она обернулась, утирая счастливые слезы.

— Не понимаешь, Савелий Васильевич! Вот это Эрнесто, который соблазнил Луизу, а сейчас придет Альфредо.

— Да я не про это, а чтобы маленько потише. В ушах звенит.

Но тут действительно появился Альфредо — сытая будка, похожая на Шахрая, — и Люба, охнув, чуть не выронила стакан:

— Вот он, вот он, глядите! Сейчас задаст Лизке жару!

Маша сказала Савелию:

— Не трогай ее, Савушка.