Спазм жалости сжал горло. Она не плакала, когда хоронила мужа и сына. Она просто умерла вместе с ними - вся, без остатка. Сейчас вместе с Сергеем умирала еще какая-то часть ее души, отогревшаяся и оттаявшая в общении с Лукиным.

- Вера, - голос Мишина был просящим. - Сволочь я. Сам знаю... но ты за меня пошла бы? Скажи...

Она сжала его руку сильнее.

- Конечно, Сережа.

- Спасибо, Вера... Ты теперь иди заЛукина...

Она хотела что-то сказать, но он закрыл глаза. Рука его слабо дернулась и застыла...

Крюков стоял над телом Мишина, опустив ствол автомата к земле. Он молчал, строго поджав губы. Он не знал, что переживают остальные члены группы, собравшиеся рядом с убитым товарищем, но никогда и никому не признался бы, что не испытывал при этом никаких особых чувств.

Крюков был безразличен к случившемуся, принимал его как неизбежное зло, которое в одинаковой мере могло коснуться любого из них, в том числе и его самого. Конечно, Крюков сожалел, что произошло несчастье. Оно не только снижало боевую силу и без того небольшого подразделения, ко всему создавало неудобства, связанные с необходимостью хоронить товарища. Иных чувств полковник себе позволить не мог и не позволял. Он знал, что слова "Добро пожаловать в пекло", которые они совершенно случайно обнаружили в начале пути, очень точно отражали истину, правящую на любом полигоне смерти, именуемом полем боя.

Сказать, что Крюков был жесток к своим людям, - неверно.

У военных особый склад ума и характера.

Для них жизнь и смерть - явления довольно абстрактные, описываемые не в эмоциональных образах, а цифрами. Планируя боевую операцию, командиры заранее предполагают, сколько человек должны поразить бомбы, сколько снаряды, и выбирают условия, чтобы жертв было как можно больше. Они не жестокив таком поиске. Они -рациональны. Ведь в то же самое время они подсчитывают, сколько потребуется укрытий для своих, чьи жизни необходимо сохранить и сколько надо подготовить врачей и коек в госпиталях для тех, что окажутся ранеными.

Что поделаешь, люди, чьей профессией стала война, живут не чувствами, а рассудком, холодным, безжалостным. Командир не может позволить себе привязываться к подчиненным, поскольку такая привязанность делает его слабым. А проявлять слабость Крюков не имел права: операция еще не окончена, под его рукой остались люди, которых необходимо вывести в безопасную зону, которым он не должен позволить расслабиться.

- Все! Собрались! Уходим!

Подталкивая Галеба стволом автомата в спину, Лукин подвел его к Крюкову:

- Вот еще один. Что с ним делать?

Крюков взглянул на Кэмпбела.

- Кто этот человек?

- Коллега. - Кэмпбел тяжело вздохнул. - Салах эт Дин.

- Говорит по-английски?

- Да, говорит.

Это ответил сам Салах эт Дин. Крюков посмотрел на него.

- Тем лучше. Нам будет проще договориться.

- Я не намерен ни с кем договариваться. - Салах эт Дин демонстрировал строптивость и дерзость.

- Поначалу выслушайте. - Крюков говорил спокойно. - Нам от вас ничего не нужно.

Просто вам самим предстоит выбрать жизнь или смерть. Мы сейчас уходим. Единственное условие - вы дадите слово не стрелять нам вослед.

- Мистер Салах, я уже дал им такое согласие. - Кэмпбел говорил с усталой обреченностью. - Мы проиграли, это надо признать.

- Согласен. - Салах эт Дин мрачно кивнул Крюкову. - Ваша взяла.

Крюков повернулся к Кэмпбелу. Приложил два пальца к шлему.

- Мои лучшие пожелания вашей невесте.

- Спасибо.

Верочка мельком взглянула на англичанина, но не узнала в нем щеголя, который все время сопровождал генерала Хейга, и они часто встречались в Брюсселе.

Кэмпбел, в свою очередь, не узнал в моложавом мужчине женщину, на которую не раз обращал внимание...

Демин тем временем прихватил канистру и облил стены домика комсостава бензином.