|
Цыгане считали женщину нечистой от пояса до пят, и показать кому-нибудь ступни считалось неслыханным оскорблением; чтобы помыться, нужно было спускаться вниз по реке, как можно дальше от мужских глаз, особенно во время месячных недомоганий. Женщины считались низшими существами и должны были во всем подчиняться мужчинам. Пламенное возмущение Исабель не возымело никакого действия: следовало прятаться за спины мужчин, никогда не обгонять их и не осквернять своим прикосновением. Амалия объяснила гостьям, что вокруг полно духов, которых нужно умиротворять подношениями. Смерть считалась противоестественным, возмутительным явлением, но приходилось опасаться мести покойников. Болезнь Родольфо не на шутку встревожила клан, а тут еще совы стали кричать по ночам, предвещая смерть. Пришлось сообщить родственникам силача из других таборов, чтобы они успели должным образом попрощаться с обреченным, прежде чем он отойдет в мир духов. В противном случае Родольфо мог после смерти превратиться в муло, злого духа. На всякий случай цыгане начали готовиться к погребальному обряду, хотя сам Родольфо смеялся над их стараниями и говорил, что проживет еще несколько лет. Амалия научила женщин читать судьбу по линиям на ладони, чаинкам и стеклянным шарам, но ни одна из трех гадже не обнаружила способностей истинной драбарди. Зато они научились распознавать целебные травы и готовить цыганскую еду. Нурия добавила к традиционным блюдам вроде овощного рагу, кролика, оленины и жареного кабана элементы каталонской кухни, и результат превзошел все ожидания. Цыганские законы не допускали жестокости по отношению к животным, их можно было убивать лишь по необходимости. В таборе было несколько собак, но ни одной кошки, их тоже считали нечистыми.
Диего мог любоваться Хулианой только издалека, приближаться к женщине без серьезной надобности считалось дурным тоном. Лишенный близости со своей красавицей, он посвящал все свободное время тому, чтобы научиться ездить верхом, как настоящий цыган. Диего с младенческих лет привык скакать галопом по вольным просторам Верхней Калифорнии и считал себя прекрасным всадником, пока не увидел мастерства Пелайо и других мужчин из табора. По сравнению с ними он был жалким новичком. Никто не знал о лошадях больше этого народа. Цыгане не только выращивали коней, объезжали их и лечили — они понимали язык животных, совсем как Бернардо. Ни один цыган не носил хлыста, бить лошадей считалось у них постыдной трусостью. За неделю Диего научился спешиваться на скаку, делать в воздухе сальто и приземляться в седло; он мог перескакивать с одной лошади на другую, скакать галопом, стоя на спинах двух лошадей. Юноша старался проделывать эти трюки на глазах у женщин, чтобы хоть немного скрасить вынужденную разлуку с Хулианой. Пелайо поделился с ним своей одеждой, и теперь Диего носил панталоны до колен, рубаху с широкими рукавами, кожаный жилет, платок на голове — который, к превеликому сожалению, еще сильнее оттопыривал его уши — и мушкет на плече. С блестящими кудрями, смуглой кожей и бархатными глазами юноша был так хорош, что Хулиана невольно начала любоваться им. Обыкновенно табор на несколько дней останавливался неподалеку от какой-нибудь деревушки, где мужчины зарабатывали кузнечным ремеслом, а женщины гадали и продавали целебные травы и отвары. Как только поток покупателей слабел, цыгане отправлялись в другую деревню. По вечерам они ужинали у костров, а потом рассказывали разные истории, пели и танцевали. В свободное время Пелайо ковал обещанную Диего шпагу, удивительное оружие, не сравнимое ни с одним толедским клинком, из сплава, секрет которого существовал тысячу пятьсот лет и происходил из Индии. — В древности клинки героев закаляли в телах рабов и узников, едва вынув из горна, — заметил Пелайо. — Меня вполне устроит, если мою шпагу закалят в реке, — отозвался Диего. — Это будет самый дорогой подарок в моей жизни. Я дам ей имя Хустина, потому что она будет служить справедливости. |
