|
Чуть в стороне Хулиана увидела ряд совершенно одинаковых зданий, высоких и узких, с двумя дверьми, впереди и сзади, и одним окном с каждой стороны. Такие строения называли «построенными на выстрел», поскольку пуля, влетевшая в парадную дверь, вылетала из противоположного входа, не задев стен. Мадам Одиллия вошла, не постучавшись. Внутри возились детишки разных возрастов под присмотром двух женщин в полосатых передниках. Дом наполняли амулеты, флаконы с целебными снадобьями, засушенные травы, свисавшие с потолка, деревянные фигурки, утыканные гвоздями, маски и множество других предметов, связанных с культом Вуду. Пахло чем-то сладким и терпким, вроде патоки. Кивнув женщинам, мадам Одиллия провела Хулиану в маленькую боковую комнату. Там очень смуглая худая мулатка с глазами пантеры, блестящей от пота кожей и волосами, заплетенными по меньшей мере в сотню косичек и украшенными разноцветными ленточками и бусинками, кормила грудью новорожденного младенца. Это была знаменитая Мари Лаво, жрица, которая по воскресеньям плясала с рабами на площади Конго, а во время тайных церемоний в лесной чаще впадала в транс и вызывала богов.
— Я привела ее, чтобы ты сказала, она ли это, — сказала мадам Одиллия. Мари Лаво поднялась и подошла к Хулиане, прижимая к груди ребенка. Еще в юности она дала зарок каждый год рожать ребенка, и теперь их у нее было пятеро. Мулатка приложила ко лбу Хулианы три растопыренных пальца и впилась взглядом в ее глаза. Девушка содрогнулась всем телом, словно в нее попала молния. Прошла минута. — Это она, — сказала Мари Лаво. — Но ведь она белая, — возразила мадам Одиллия. — Говорю тебе, это она, — повторила жрица и развернулась, давая понять, что аудиенция закончена. Хулиана и королева Сенегала вновь пересекли кладбище и Оружейную площадь и вышли на берег, где, покуривая сигару, терпеливо ждал гребец. На этот раз он повез женщин к болотам. Вскоре они попали в лабиринт заболоченных каналов, лагун и островков. Тоскливый пейзаж, запах трясины, крики птиц, кайманы, внезапно всплывавшие за бортом лодки, — все это заставляло сердце трепетать в предчувствии опасности и тайны. Хулиана вспомнила, что никого не предупредила о своем уходе. Сестра и Нурия наверняка уже начали волноваться. Девушке пришло в голову, что мать Катрин заманила ее на болота с дурными намерениями, но она поспешила прогнать недостойные подозрения. Путь по каналам оказался слишком длинным, жара утомила Хулиану, она страдала от жажды, под вечер в воздух поднялись тучи москитов. Девушка не решалась спросить, куда они плывут. Когда уже стало темнеть, лодка пристала к берегу. Приказав гребцу ждать, мадам Одиллия зажгла фонарь, взяла Хулиану за руку и повела ее по широкой равнине, на которой не было ни деревца, ни тропинки. «Смотри не наступи на змею» — вот и все, что она сказала. Они шли очень долго, прежде чем королева нашла то, что искала. Прямо посреди равнины росла целая рощица высоких, покрытых мхом деревьев с крестами на стволах. Это были не христианские, а вудуистские кресты, которые символизировали взаимопроникновение двух миров, мира живых и мира мертвых. Святыни охраняли маски и деревянные статуи африканских богов. При свете луны и фонаря это место казалось невыносимо страшным. — Моя дочь здесь, — сказала мадам Одиллия, опустив глаза. Катрин Виллар умерла от родовой лихорадки за пять недель до этого. Ее не смогли спасти ни врачи, ни христианские монастыри, ни африканская магия. Ее мать и другие женщины перевезли сожженное инфекцией, обескровленное тело в святилище посреди трясины, где ему предстояло покоиться до тех пор, пока дух умершей не укажет на жену, которая сможет ее заменить. Катрин не могла допустить, чтобы ее ребенок попал в руки очередной наложницы Жана Лафита. Она должна была выполнить свой материнский долг до конца, потому тело и решено было спрятать. |
