Ханс с тех пор жил с двоюродной бабусей Анной-Хансой Херредаг, приехавшей из Канады после странной смерти его родителей — их в ноябре ударило молнией, ну надо же! — и поначалу явно страдавшей каким-то жутким психическим расстройством. Теперь-то уж, слава богу, все нормально — бабка, как бабка, — ворчит, естественно, но ничего, терпеть можно, да и вольготно вполне. Жаль, конечно, родителей, да их уже не вернешь. А бабуся из Канады приехала не одна, с воспитанником, Вэлмором, а тот — ну, точно псих, да еще себе на уме — исчез зимой, сгинул неизвестно куда, поговаривают, он и был тем самым оборотнем, что едва не слопал полицейского инспектора Плеске. Вообще, жуткая история. И ведь не забывается, что характерно! Да, забудешь тут — Ханс вспомнил подружку Нильса Дагне — вот уж кому тоже досталось. Жаль, сегодня на концерт не пошла, много потеряла. Магн отчего-то не пела, видно, совсем загрустила после отъезда Акимцева, а тот ведь не один уехал, с Мариной, медсестрой из клиники доктора Норденшельда. На взгляд Ханса, Марина была очень красивой, настоящей секс-бомбой, такой бы в «Плейбое» сниматься или в журнальчиках покруче, тщательно запрятанных Хансом меж стенкой и кроватью. А Магн, видно, тоже Акимцев нравился. Ну, парень хоть куда — сильный, волосатый, при бороде, к тому ж еще и музыкант отличный, ударник не из последних, а другого бы продюсеры из России и не пригласили, жаль вот, поиграл мало, уехал. Ничего, к осени обещал вернуться.

   — Смотри, и этот здесь. — Оглянувшись, Ханс вдруг увидел позади, совсем близко, через два ряда бледного сероглазого парня с темными, тщательно уложенными волосами. Парень был красив и, видно, знал это. Искоса, с этаким вальяжным пренебрежением поглядывал на сидевших вокруг девчонок. Кристиан. Так его звали, одноклассник Дагне. Ханс видел, как они пару раз прогуливались вместе, а ведь Дагне — девушка Нильса, могла бы и поскромней быть, а не смеяться неизвестно над чем в компании этого скользкого типа. Почему Ханс обозвал Кристиана скользким типом — он и сам не знал. Просто так, к слову пришлось, вернее — к мысли. Слишком уж тот был смазливым да причесанным. Лицо — аристократически бледное, томное, ресницы дрожат, словно у девчонки, на щеках румянец. И одет — белые шорты, серо-голубая спортивная куртка поверх белой майки, на ногах белые носочки с серо-голубыми — в цвет куртке — кроссовками. Фу ты, ну ты… Еще бы галстук с рубашкой нацепил, чучело. И чего сюда приперся? Не любит ведь такую музыку, терпеть не может. Однако пришел, да не один — с девчонками. Видно, они его сюда и завлекли. Ничего девчонки, симпатичные, и одеты — шортики, юбочки, топики… Ханс вздохнул. Вот у него почему-то девчонки не было. Ну, не считать же за таковую Стигне, ударницу в их с Нильсом группе, — во-первых, она на два года старше, а во-вторых… во-вторых, и ведет себя с Хансом соответственно, словно старшая сестра. Ну, может, еще и удастся познакомиться с клевой девчонкой… да, может, и Стигне начнет относиться иначе.

   — Почему козел? — когда закончилась музыка, переспросил Нильс.